На самом деле описывалась любая женщина в Маттауке. С точки зрения гигантских корпораций все они были одним и тем же человеком. Все они были «Осознанными матерями».

– Кстати, – добавила Гарриетт, – сколько лет девушке в рекламе? Она выглядит слишком молодой для «Осознанной матери». Где она прячет своих детей, пока трахается со всеми в округе?

– Максу нравится этот сценарий, – вмешался Крис. – Он считает его гениальным. – По тому, как прозвучали эти слова, было совершенно ясно, что он хотел, чтобы на этом разговор закончился. Но Гарриетт не собиралась останавливаться.

– Макс – пятидесятипятилетний шотландец. Я бы предпочла услышать, что скажет жена Эндрю Селеста. Предположительно, именно она будет покупать эту дерьмовую газированную воду.

– Мне плевать, для кого эта реклама, – усмехнулся Крис. – Макс думает, что этот ролик может что-то выиграть, а для этого он и перевез меня сюда. Чтобы выигрывать награды. А ты здесь для того, чтобы продавать те работы, которые, по моему мнению, выиграют эти награды.

Гарриетт почти восхищалась им за то, что он произнес вслух то, о чем они все думали.

– Я здесь, чтобы продавать работы, которые тебе нравятся?

– Я думаю, что я лучше смогу рассудить, что хорошо, а что нет. Сколько «Золотых львов» ты получила? – поинтересовался Крис.

Тринадцать – таков был ответ. Ее идеи, ее реплики, ее сценарии выиграли тринадцать «Золотых львов» в Каннах. Но ее имени не было ни на одном из этих трофеев. И если на трофее не было твоего имени, а сам трофей не стоял на подоконнике в твоем офисе, ты – такой же неудачник, как и все остальные. Это была одна из многих ошибок, которые Гарриетт совершала на протяжении долгих лет. Она позволяла мужчинам присваивать себе заслуги за ее работу, полагая, что они будут благодарны и признают ее вклад. Но в рекламном сообществе была распространена избирательная амнезия. Большинство мужчин, которым она помогла, даже не помнили об этом. Остальные воспринимали ее щедрость как признак слабости.

– С тех пор как я пришла в это агентство два года назад, я привлекла семнадцать новых клиентов, – сказала ему Гарриетт. – Я бы хотела, чтобы «Pura-Tea» стал восемнадцатым. Мы можем обсудить этот сценарий позже с Максом. Давай посмотрим, что еще ты приготовил.

Гарриетт знала, что все это плохо кончится. И уже предвкушала развязку.

Где-то в программном заявлении каждого рекламного агентства в Нью-Йорке был реверанс об уважении к «потребителю». Гарриетт всегда казалось, что хорошим способом проявить уважение было бы не присваивать ярлык, вызывающий в памяти безмозглых всеядных животных. Во всех пяти агентствах, где Гарриетт работала на протяжении своей жизни, она давала понять, что эти безликие «потребители» – женщины из плоти и крови. По всему миру, говорила она всем, кто готов был слушать, женщины покупают или непосредственно влияют на покупку 80 процентов всех товаров, и те женщины, которые могут больше всего поменять ситуацию, обычно старше тридцати пяти лет. Когда какой-то мужчина ставил ее слова под сомнение, она спрашивала его, когда он в последний раз покупал туалетную бумагу. Какой марки она была? Сколько стоила? В девяти случаях из десяти он не мог ответить.

Когда Макс нанял ее в качестве директора по развитию бизнеса, первым шагом Гарриетт стала подготовка презентации на эту тему. Макс не особенно хотел показывать ее. Он беспокоился, что у агентства сложится репутация, что оно специализируется на женских брендах. Но потом стало очевидно, что «женский козырь» Гарриетт, как называл это Макс, привлекает клиентов. Люди, чья работа зависела от того, чтобы продукт продавался, одобряли то, что предлагала Гарриетт. Она стала приманкой, которой агентство размахивало перед ними, пока не подписывало договор. Затем Гарриетт передавала новых клиентов организации, в которой работали в общей сложности шесть женщин старше тридцати пяти лет. Две из них были административными помощницами. Одна была офис-менеджером. Еще одна вела бренды женской гигиены. Еще одна была арт-директором среднего уровня. Шестая возглавляла отдел по развитию бизнеса.