После душа снова посмотрел на себя в зеркало, надо бы побриться, но это подождет. Джинсы, футболка, кожанка, достал из ее кармана цепь с крестом, надел на шею.

А спустившись в гараж, застыл от удивления. Моя машина, черный «Рендж Ровер», так же, как и все в этом доме, накрытый целлофаном, покрытым пылью, стоял как ни в чем не бывало ждал хозяина все эти годы.

– Невероятно. Это кто же тебя так тут припарковал?

Машине был рад, права бы еще найти.

Сдернул целлофан, под правым колесом лежали ключи, сигнализация, конечно, отключена, в салоне душно, а на белой кожаной обивке – почерневшие от времени пятна крови.

Кровь не моя, другого человека, близкого. Повел головой, так что захрустели позвонки, курить захотелось смертельно, но не было ни одной сигареты. Несколько минут поковырялся под капотом, малышка не хотела заводиться, но вот Ровер зарычал, мигнул фарами, приветствуя хозяина.

– Да, малыш, я тоже скучал, – улыбнулся первый раз за эти дни.

Утренняя почти пустая трасса, крепкий кофе и завтрак в придорожном кафе, еще пришлось купить телефон и сим-карту, а все мысли о предстоящей встрече. Достал визитку, набрал номер, прослушал несколько длинных гудков.

– Да.

– Скажи охране на въезде в поселок, чтоб пропустили меня.

– Кто это? – голос стал взволнованным.

– А ты посчитай и вспомни кто.

– Черт, Данил.

– Все правильно, черт. Черт по твою продажную душу.

Отключился, бросая телефон на сиденье, сжимая руль, утапливая педаль газа в пол. Не ждал «дорогой друг» и забыл совсем, а ведь меня не выпустили раньше времени за хорошее поведение, были бы рады еще накинуть, но я держался как мог, даже не убил никого.

Нашел очки, надел, майское солнце перестало ослеплять. Охрана в элитном поселке, сплошь застроенном дорогими коттеджами, пропустила, как только сказал, к кому еду. Красивый дом, большие окна с цветными витражами, белый мрамор ступеней, в вазонах цветы.

Дверь была открыта.

– Я смотрю, Минаев, ты красиво устроился, у тебя всегда была тяга к этой цыганщине, позолота, мрамор, дорогие ковры, цацки.

Прошел по огромному холлу, пол начищен до блеска, хрустальная люстра, вазы с живыми цветами по углам. Минаев Вячеслав Олегович спускался по ступенькам, торопливо поправляя манжеты белоснежной рубашки.

– Данил, я так рад тебя видеть.

Раскидывает руки в стороны, идет навстречу, а я, сняв очки и аккуратно положив их в карман, внимательно вглядываюсь в «старого друга», подмечая, что тот раздобрел, светлые волосы поредели, на лице лживая улыбка, от которой воротит.

Одно движение, удар, второй, Минаев летит на пол, зажимая лицо руками, белоснежная рубашка моментально пропитывается кровью, она капает на пол.

– Сафин, ты что, сдурел?

– Ты еще не видел, как я дурею.

Удар, еще один. Кулак так приятно ноет болью, слышу, как хрустят под кожей кости, это лучшее, что я услышал за последние семь лет. Минаев хрипит, захлебываясь собственной кровью.

– Ты, тварь конченая, мне ответишь за все, за все то дерьмо, в которое ты меня втянул, за все года, что я отмотал ни за что!

– Данил, о чем ты говоришь? Перестань, хватит, хватит, прошу тебя, перестань!

Я бы, наверное, убил его, ослепленный местью и гневом, если б не женский крик.

– Господи, что здесь происходит? Слава! Прекратите, я сейчас позову охрану!

Медленно поднимаю голову, смотрю на молодую женщину, что стоит на ступеньках, прижав руки к груди. В ее глазах кромешный ужас и паника, открывает рот, пытается что-то сказать, но не может, делает несколько шагов назад.

– Ты что, покойника увидела? Думала, я сдох там и сейчас воскрес?

– Данил… я… я…

– Что ты? Забыла, как меня ждать надо, «любимая»? Тебе напомнить? Или, дугу своему, бывшему, рассказать, как стоит дружить?