– Так вот вы, кажется, упомянули выражение, что Виталик или, скажем, Эдик не в духе русского языка. А сами употребили такое французское имя, как Пьер.

Ай да парень! Поймал-таки меня. Думал-думал и поймал.

– Да, вы правы. Мой пример не совсем оказался удачен.

– И какие эти люди, о которых вы говорите? Андрей, и Николай, и Пьер? Они русские?

– Русские. Но, знаете, в те времена в высшем обществе было принято говорить по-французски…

– А в какие это времена?

– Во времена «Войны и мира».

– Какой войны? Первой империалистической?

Я чуть не засмеялась, но он был очень серьезен. Я видела в зеркале его строгое, озабоченное лицо.

– Виталий, разве вы никогда не читали «Войны и мира»?

– А чье это произведение?

– Льва Толстого.

– Постойте. – Он снова вынул записную книжку и стал листать. – Ага. Вот оно, записано: Лев Толстой, «Война и мир». Это произведение у меня в плане проставлено. Я над своим общим развитием работаю по плану.

– А разве вы в школе «Войну и мир» не проходили?

– Мне школу не удалось закончить. Жизнь предъявила свои требования. Отец у меня сильно пьющий и мачеха слишком религиозная. Чтобы не сидеть у них на шее, мне не удалось закончить образование, я, в сущности, имею неполных семь классов, но окончание образования входит в мой план. Пока не удается заняться этим вплотную из-за квартирного вопроса, но все же я повышаю свой уровень, читаю разные произведения согласно плану.

– И что же вы сейчас читаете?

– Сейчас я читаю Белинского.

– Что именно Белинского?

– Полное собрание сочинений.

Он открыл фибровый чемоданчик и из-под груды бигуди, деревянных палочек, флаконов и еще чего-то вытащил увесистый коричневый том.

Я открыла книгу. Собрание сочинений Белинского, том первый. «Менцель, критик Гете»…

– Виталий, неужели вы все это читаете?

– Все подряд. Я не люблю разбрасываться. К концу этого года у меня намечено закончить полное собрание Белинского…

– А кто же вам составляет план?

– Я сам. Конечно, пользуясь советами более старших товарищей. Я посещал свою учительницу русского языка, она мне дала несколько наименований. Некоторые из клиентов, более культурные, тоже помогают в работе над планом.

– Но ведь это очень долго! Подумать только, Виталий! Год на Белинского?

– Ну что же, что год. Я еще молодой.

…Стрижка как будто приближалась к концу. Мне было боязно взглянуть в зеркало. Всей кожей головы я чувствовала, что острижена коротко, уродливо, неприлично. А, была не была! Назло им обреюсь наголо…

– Виталий, – спросила я, – а что вы собираетесь делать дальше?

– Смочить составом, накрутить…

– Нет, я не о голове своей, а о вашей жизни. Что вы собираетесь делать дальше?

– Этот вопрос у меня тоже подработан. Буду повышать себя в своем развитии, сдам за десятилетку…

– А потом?

– Потом я хотел бы в институт.

– Какой институт?

– Этого я еще не знаю. Может быть, вы посоветуете какой-нибудь институт?

– Это довольно трудно – ведь я не знаю ваших вкусов, способностей. А сами вы чем хотели заниматься?

– Я бы хотел заниматься диалектическим материализмом.

Я даже рот открыла. Любопытный парень!

– В качестве кого, Виталий? Что бы хотели вы – преподавать? Или быть теоретиком, развивать науку?

– Нет, я не сказал бы преподавать. Я не чувствую склонности к преподаванию. Нет, я именно, как вы сказали, хотел бы развивать науку.

– А какие у вас есть основания думать, что вы к этому способны? Ведь это не просто!

– Во-первых, у меня много оснований. Прежде всего, я с давнишнего детства охотно читаю политическую литературу, как-то: «Новое время», «Курьер Юнеско» и другие издания. В школе я всегда был передовиком по изучению текущего момента…