– Что же это – до одиннадцати?

– Если не до полдвенадцатого.

…Эх, Коля и Костя там без обеда… Догадаются ли дурни что-нибудь купить себе? Ничего, пусть привыкают.

– Ладно, делайте.

– А вы не беспокойтесь, – вдруг сказал парень, – я по своей квалификации не ниже мастера, если не выше. Мне сейчас выгоднее быть стажером, чем мастером. План не требуют, и ответственности меньше. Я могу свободно экспериментировать, если кто предоставит свою голову.

– А я и не беспокоюсь, – ответила я. – Было бы о чем. Подумаешь, красоту какую погубите.

Он опять рассмеялся по-своему, быстро показав зубы.

– Это вы интересно сказали. Подумаешь, красоту какую. Это верно.

Ну что ж, сама напросилась.

– А как вас зовут? – спросила я.

– Виталик.

– Терпеть не могу таких имен: Валерик, Виталик, Владик, Алик… Только и слышишь: ик, ик, ик… Это заикание, по-моему, ужасно не свойственно русскому языку.

– Как вы сказали? Не свойственно русскому языку? В каком смысле?

– Раньше таких окончаний не было, они теперь развелись. Что-то в них сентиментальное, сюсюкающее. Представьте себе, например, героев «Войны и мира»: Николай Ростов, Андрей Болконский, Пьер Безухов. Вообразите, если бы их звали: Колик, Андрик, Льерик…

Он опять засмеялся.

– Интересно. Значит, нельзя говорить Виталик?

– Не то что нельзя, а лучше не надо.

– А как же меня звать?

– Просто Виталий. Хорошее, звучное имя. «Виталий» – значит «жизненный».

– Позвольте, я запишу.

Он вынул из кармана халата большую потрепанную записную книжку.

– Виталий – жизненный. В этой записной книжке я, между прочим, цитирую разные мысли.

– Какие мысли?

– Разные, относящиеся к разным сторонам жизни. Например, такая мысль: кто своего времени не уважает, сам себя не уважает. Между прочим, верно.

– Чья же это мысль?

– Моя. Голова чистая?

Я не сразу поняла:

– Как будто бы. Вчера мыла.

– Под вашу ответственность.

Ох, и строг. Я чувствовала себя как больной у хирурга и с робостью разглядывала незнакомые инструменты.

– А это что за топорик?

– Дамская бритва. Стрижка под химию всегда выполняется бритвой по мокрому волосу. Ниже голову.

В его коротких командах («ниже голову») было что-то неуютное, не парикмахерское. Обычно парикмахеры женскую голову именуют «головкой». Он сурово отсекал мокрые пряди, приподнимал их, подкалывал, расчесывал, снова резал. Прошло с полчаса. Он заговорил:

– Если не ошибаюсь, вы сказали, что Виталик говорить нельзя. А как, например, Эдик? Есть такое имя – Эдик? У меня, между прочим, товарищ Эдик.

– Вероятно, он Эдуард.

– Эдуард – это же не русское имя?

– Нет, не русское.

– Откуда же у нас, русских, такое имя?

– Была такая мода одно время, по-моему, глупая.

– А у вас дети есть?

– Два сына.

– Какого возраста?

– Старшему двадцать два, младшему – двадцать.

– Как и мне. Мне тоже двадцать, двадцать первый. А как ваших детей зовут?

– Коля и Костя. Простые русские имена. Самые хорошие.

– А я думал, интереснее – Толик или Эдик. Или еще Славик.

– Это вам только кажется. Когда у вас будут дети, я вам советую назвать их самыми простыми именами: Ваня, Маша…

Это его позабавило. Не знаю, простые ли имена или идея, что у него будут дети.

Он все еще стриг. Сколько времени, оказывается, нужно, чтобы оболванить одну женскую голову…

– Скоро? – спросила я.

– Ниже голову. Нет, еще не скоро. Операция сложная. Извините, если я вас спрошу. Вот вы упомянули в своем разговоре несколько имен и фамилий: Николай, кажется, Ростовский, Андрей Болконский и еще Пьер… Как будто Пьер. Какая его фамилия?

– Пьер Безухов.

– Так вот, я хотел вас спросить. Пьер – это разве русское имя?

– Нет, французское. По-русски – Петр.