– Дина! – низкий баритон врывается в подкорку.
Сошла с ума? Наверное.
– Дина! – опять его голос.
Да, что ж это такое? Разве трудно отпустить? Не понимаю. Совсем. Почему он мучает меня? Я же забыла его. Или снова обострение? Психолог говорил, что голос может вернуться. Правда его не было последние полгода, а теперь… Снова здесь. В моей голове!
– Стой! Дина! – это не голос в моей голове. Этот голос настоящий. Его...
На плечи опускаются руки. Цепкие пальцы впиваются в мою кожу. Давят. Он разворачивает моё тело лицом к себе. Встряхивает. Дёргает за подбородок, призывая поднять взгляд на него, а я…
Медленно теряюсь в пространстве. Ноги шатаются. Руки не слушаются. В голове бахает молот, а сердце скачет настоящим галопом.
Не верю. Отказываюсь верить своим глазам. Что он здесь делает? Почему смотрит на меня покрасневшими глазами? Плачет? Нет. Отрицательно киваю головой. Дина, не сходи с ума, пожалуйста!
– Почему ты мне ничего не сказала? – кричит грозно, пугающе.
Я шевелю пересохшими губами. Хочу сказать, но, кроме дурацких звуков, ничего больше не произношу.
– Дина! Твою мать! Говори со мной! – орёт ещё громче.
19. 18
18
Дина
В его глазах полыхает огонь. Дамир устрашающе смотрит на меня, нависая сверху. Тиски его пальцев впиваются в кожу. Мне больно. Физически. Морально.
– Ну-у, – тянет сквозь зубы. – Не говоришь. Снова.
Разжимает пальцы. Убирает руки с моих плеч. Отстраняется. Хватается за голову, опуская ее вниз. Смотрит странным взглядом, пугающим.
Истерически смеётся.
– Блядь! Как можно было скрыть от меня беременность. Ребёнка! Неужели, я заслужил подобное? А, Дина? Я заслужил?!
Ничего не говорю. Пячусь назад. Я боюсь его. Мне страшно. Этот безумный взгляд, дикий оскал на лице... Такого Дамира я вижу впервые!
– Куда собралась? – рявкает.
Направляется в мою сторону. Снова хватается за плечи. Трусит, как тряпичную куклу, а я...
Плачу. Опять. Прикрываю глаза. Закусываю губу. Нет. Не хочу с ним говорить. Пусть всё закончится. Пусть уйдёт. Он не видел ребёнка. Не носил его под сердцем. Не терпел все прелести токсикоза, уставших ног и бессонных ночей. Не поймёт. Не дано понять!
– Почему умер мой сын? – не спрашивает, а рычит. Дикий зверь, а не человек.
Я должна отвечать? Правда?
– Дина, почему он прожил всего неделю?
Не знаю откуда, но во мне появляются силы. Будто невидимая аура окутывает мое тело защитным кольцом, и я становлюсь смелой. Больше не плачу. Больше не боюсь.
– Кто ты такой, чтобы задавать мне эти вопросы? – произношу без запинок.
Дамир не ожидает. Удивлённо ведёт темной бровью, щурит глаза.
– Отец ребёнка.
– Самоуверенно, – ухмыляюсь, надев на лицо маску безразличия. – Но нет.
– Что ты только что сказала? Ребёнок не от меня?
– Я этого не говорила.
– Не говорила. Поставила перед фактом. Не ври мне, Дина! Если не расскажешь сама, то рано или поздно я узнаю правду. И тогда сверну тебе шею, если ты сейчас соврала! Ребёнок мой?
– Оставь. Меня. В покое, – отвечаю, чеканя каждое слово. – Прекрати преследовать. Уйди с моей дороги. У тебя своя жизнь, а у меня своя. Я тебе ничего не должна и не собираюсь говорить на какую-либо тему.
Делаю глубокий вдох. Собираюсь с силами.
– Три года назад я похоронила отца. Спустя полгода – сына. Жизнь поставила меня на колени. Сломала. Я долго карабкалась, чтобы не сойти с ума. А теперь появляешься. Ты... Лезешь мне в душу, вскрываешь затянувшиеся раны. Не надо, Дамир. Не делай этого.
– Уйти с дороги? О какой дороге ты говоришь? – нагло ухмыляется. Делает в мою сторону размашистые шаги. Равняется напротив. – Боишься, что я всё расскажу ему?