В таких-то представлениях о увиденной им прежде девице, пленявшей душу своим образом, оставленным за несколько лучезарных мгновений и поныне, шевалье Франсуа заехал на ту самую дорогу, что снова и снова напоминала ему о ней, где он впервые ее увидел.


Однако он доехал только до дороги, а времени прошло столько, что солнце заметно отклонилось от зенита. А он только достиг дороги в размеренной езде, стараясь как можно в большей сохранности беречь свой хрупкий и нежно-роскошный костюм. Но стоило ему погнать своего скакуна и прогнать туазов двадцать по пыльной мягкой дороге, поднимая клубы пыли тотчас как выброшенная вперед конская нога погружалась в воздушный слой пыли, шевалье Франсуа прозорливо подумал что приедет он во дворец уже в костюме кочегара и очень посожалел о том что не предвидел этой оказии и потерял столько времени на пути, где можно было вовсе не беречься /сравнительно/ и подумать о дороге как о наиболее опасном участке пути, где его великолепный вид может потерять свой прежний блеск.


Шевалье Франсуа и без того уже давно придержавший ход коня, вообще вдруг остановил его в тот момент когда очередное возникшее в голове понятие напомнило слово «блеск» …и заставило взглянуть вперед по дороге… Ведь эта дорога вела в Сан-Вито, который чуть больше месяца назад похоронил своего властителя!…И не вызовет ли его блестящий расфуфыренный вид – нежелательной настроенности по отношению к нему? Этого испугаться мог любой француз, тем более едущий пылким интриганом шевалье Франсуа, легко ранимый в своем стремлении к успеху…«Не вызовет!» – решил он мысленно и тронул коня, далее стараясь держаться менее пыльной обочины. Как раз ему-то и нечего придерживаться гостевого приличия, скорбеть ему было бы просто-напросто лицемерно и тот дурак и маразматик, кто нравоучительно подумает обратное.


В таком и прочем раздумии о всяком разном, он проехал довольно долгое время, когда в конце концов устал от них головой, устал вообще и завиденный по левую сторону обочины высокий дом с приусадебным хозяйством заезжего типа, поманил заехать туда.


Харчевня называлась «Маленький рай» и хозяин ее – маленький кругленький толстячок фра Жуозиньо, встречая на входе, представился ему так. Проведя там некоторую часть времени в сытном подкреплении, потому что любые празднества и тем более балы для него представляли сущую голодовку, шевалье д’Обюссон снова устремился в путь, а прежде чем залезть на коня спросил дорогу до дворца. Очень удивился тому, что к нему ведет не эта дорога, а небольшая другая ответвляющаяся перпендикулярно на север, которую он наверняка проехал бы, не спроси!


Боковая дорожка оказала с не такой уж и маленькой, и изъезжена она была изрядно. Сразу за ним с «Большой дороги», как ее называл Мачете, на нее съехала карета герцога Неброди, с которым он учтиво познакомился снимая шляпу и его дочери послал комплимент, которая была тоже красива собой, как он потом узнает, как и большинство итальянок, но не произвела на него совершенно никакого впечатления. Мысли и побуждения были целиком захвачены другой, и стремился он не к разговору со случайными попутчиками, а к Сан-Вито стеной, видевшемся из-за леса, соснового и лиственного, раскинувшегося по обе стороны дороги и по левую почти до самой стены смыкающийся в сплошную с округлой высокой башенкой, которая немного возвышалась за продолжением за ней, чего именно со стороны дороги удаленной от крупного основания башни определить было трудно, да и в данный момент шевалье Франсуа относился к конфигурации громады Сан-Вито с полнейшим безразличием, его манили к себе внутренности и что в них.