Дверь в медпункт не была сорвана с петель и не была раскрыта нараспашку, и Зорге увидел в этом хороший знак. Он сделал несколько шагов и взялся за холодную ручку двери, не беспокоясь о том, что она покрыта многолетним слоем грязи. Сейчас не до чистоплюйства. Зорге потянул, дверь заскрипела и подалась на несколько сантиметров. Зорге вздрогнул от ужаса и присел, едва не порезавшись о загнутый ржавый отлив окна. Скрип гораздо громче журчания мочи. Усилием воли он подавил желание бросить всё и ринуться прочь отсюда. Несколько секунд Зорге стоял, слушая тишину, пытаясь уловить малейшие изменения в пространстве. Рот наполнился слюной, некстати напомнив, что очень хочется пить.

Ничего не произошло, и Зорге решился продолжить. Он встал, ухватился за ручку обеими руками, чуть согнул ноги и изо всех сил дёрнул дверь. Раздался протяжный скрип, дверь немного подалась, а потом что-то хрустнуло, и Зорге полетел назад, нелепо раскинув руки и не успев испугаться. Небо резко опрокинулось прямо на него, как большая кастрюля с серым неаппетитным варевом.

Трава и кусты смягчили падение, и Зорге почувствовал себя неудачно приземлившимся парашютистом. Он немного полежал на спине, глядя в небо, стараясь представить, что его всё происходящее не касается. В юности, на биатлонных соревнованиях, это помогало перед важным выстрелом. Какой-то острый сук больно упирался в спину и мешал сосредоточиться. Зорге отбросил поломанную ручку и встал, вытирая руки о пальто. В дверь можно было протиснуться, и он не стал пытаться открыть её шире. Перед тем, как войти, он прислушался, но вокруг не было никаких посторонних звуков. Дверь прочертила в грязи перед входом небольшой полумесяц, который Зорге безжалостно растоптал. Он протиснулся в тёмный проём, чувствуя, как вытирает своим дорогим пальто многолетнюю пыль. Окажись на его месте Спасиба, он вообще не смог бы сюда войти.

Оказавшись внутри Зорге почувствовал себя в большей безопасности, чем снаружи. Он брезгливо принюхался, ожидая учуять застарелую вонь, но никакого неприятного запаха не было. Он не помнил, бывал ли здесь в детстве, но вся обстановка была знакома. Выложенные белым кафелем стены, потолок с отслоившейся побелкой, три потрескавшиеся открытые двери. На стенах плакаты, призывающие чистить зубы, мыть руки и заниматься физкультурой. Физкультуры на сегодня ему уже хватило, лёгкие ещё немного покалывало при глубоких вдохах. Левая дверь вела в туалет, средняя в кабинет, в котором из рассохшихся шкафов свешивались жёлто-серые бумажные листы. Зорге пошёл в правую дверь, где сквозь слой пыли ещё блестел угол хромированного процедурного стола.

Окно, выходящее на задворки лагеря, было цело, и свозь заросли кустов снаружи проникало достаточно анемичного осеннего света. На стенах тоже висели медицинские плакаты, на этот раз изображавшие технику оказания первой медицинской помощи и основы реанимации. Кажется, стены до сих пор хранили стойкий больничный запах. На вешалке в углу ещё висел порыжевший от времени халат. У окна стояло стоматологическое кресло, накрытое пожелтевшей от времени плёнкой. Стоматология Зорге не интересовала, а вот хирургия пришлась бы кстати. Стеллаж и шкаф были целы, но пусты и покрыты пылью. По стене до самого пола сбегала ровная трещина, как будто прочерченная рейсфедером, проходящая точно между двух пожелтевших розеток, над которыми ещё сохранились красные цифры с обозначением номинала напряжения. Трещина упиралась в стол, который так часто красили белой масляной краской, что время не смогло нанести ему никакого урона, кроме слоя грязи. Зорге подёргал ручки ящиков, но ни один не открылся. Внутри что-то глухо звякнуло. Зорге обвёл комнату глазами в поисках чего-нибудь тяжёлого. Самыми тяжёлыми, безусловно, были его мысли. Взгляд его остановился на вешалке, основанием которой служил массивный диск сантиметров тридцати в диаметре. Зорге брезгливо двумя пальцами сбросил на пол халат и взял вешалку двумя руками, как дубину, удивившись её весу. Немцы, наверное, сделали бы из такого же количества металла пять вешалок и три канистры. Приятно было ощутить в руках настоящую опасную тяжесть. Размахнувшись, как путеец, забивающий костыль в шпалу, Зорге нанёс сокрушительный удар по верхнему ящику. Он немного задел вешалкой стену, но у ящика всё равно не было шансов. Дерево взвизгнуло и раскололось. Зорге ударил ещё два несильных удара, чтобы стол больше не вздумал сопротивляться. Закончив, он отбросил вешалку, как штангист низвергает штангу, установив мировой рекорд. Из сломанного ящика со звоном просыпалось какое-то разбитое стекло. Зорге выдвинул первый ящик, в котором не было ничего кроме осколков, жёлтых бумаг, старого штемпеля и массивного дырокола. Во втором ящике были тоже бумаги с расплывшимися лиловыми печатям, а в третьем оказалось то, что он искал – завёрнутый в потрескавшийся чехол из рыжего дерматина набор хирургических инструментов. Зорге развернул на столе находку, испытывая чувство, как ребёнок, распаковывающий найденный под новогодней ёлкой подарок.