– Чтоб не убежала, – кивает она на невесту.

Другая добавляет:

– Когда его соплю увидит.

Обе смеются тихонько, не дай бог, если отец жениха услышит. А младший, Петруха, о чудо, на коне, позади, едет.

– Это еще для чего? – дивится народ.

– Да Федор конем хочет похвастаться.

Да, конь был отменным. Ноги высокие, тонкие, круп поджар, шея крутая. Такой сиганет…. Марфа коня выходила, когда он был хилым жеребенком, холила его.

Перед церковной оградой остановились. Прокл весь сиял от счастья. Даже забыл сопли убрать, хоть мать сто раз наказывала:

– Убирай свое добро, а то засмеют.

Нет, длиннющая, зеленая висит до самой губы. Глянула на нее Марфа, чуть не стошнило. «Где ты, Егорушка? Где ты?» – колотится ее сердце. Далек Егорушка. По приказу боярина он с ватагой на Печору едет. Зверя добывать, а что-то и так взять. А дума-то у него о ней, о своей ненаглядной Марфутушке. Да что с того? Сейчас поведут деву в церковь…. И все. Прощай, Егорушка!

Ударили колокола. Двери в церковь распахнулись. И вдруг Марфа, оттолкнув братьев, бросилась к коню. Скинув Петруху, ловко, по-мужицки, оседлала коняку, да как хлестнет его. Тот взвился на дыбы, да как сиганет. Народ в стороны, Марфу только и видели! А посредь улицы, меж старостиными хоромами да избой невесты, столы стояли. Несколько баб накрывают их к приходу хозяев и их гостей. Хоть время было голодное: новое еще не родилось, а старое поедено, однако столы ломились от разного закуса. Тут и рыбы разные: осетры, стерлядь, огромный сом. Много дичи: глухари, косачи. Пироги с капустой, тыквой, морковью. Медовуха, брага. Но главной изюминкой была зажаренная целиком нетель, сам староста ради такого случая пожертвовал скотину. Да и отец Марфы решил не отставать и отдал двух кабанов. Вот будут сельчане дивиться! Но что это? Мимо столов, точно вихрь, промчалось нечто. Как глянули – остолбенели… Да это ж Марфа! Куды это она?

А Марфа перескочила ограду, заскочила в избу, сбросила свадебный наряд. Что-то быстро собрала и опять на коня. И вовремя. По дороге во всю прыть несся Федор с сыновьями, а сзади бежал староста и орал:

– Держи! Держи!

Но давно известно: конный пешему не товарищ. Услышав крики, она перемахнула через ограду и понеслась прочь во весь опор. Крики только подстегивали ее, а она – коня.

Марфа знала, что за свой поступок она может лишиться и жизни. Но в этот момент она ей была не дорога. Только был страх перед побоями. И она гнала и гнала коня, летевшего и без того птицею, будто понимая, от какой беды он ее уносит. И вдруг он встал, как вкопанный. Марфа едва удержалась в седле.

– Но! Но! – она попыталась погнать коня вперед.

А тот, словно чуя беду, не поддавался на ее команду.

– Ну, что ты! – заплакала она, потянув его за узду.

– Ты куды ето, дева! – раздался за спиной чей-то скрипучий голос.

Она боязливо оглянулась. Меж стволов стоял сгорбленный старичишка, держа в руках лукошко с грибами.

– Там, – свободной рукой показал старик на полянку, – топуче место. Вота она, – подходя, дед кивнул на лошадь, – и не хотить туды.

– А мне все одно! – с каким-то отчаянием в голосе произнесла дева.

– Я ето и вижу. Смотри, как коняку загнала! – он погладил мокрый от пота лошадиный бок. – А тут что? – дед посмотрел на лошадиную грудь.

Во многих местах она была разодрана до крови.

– Ты куды, дева, так торопилась? Не то на свадьбу опаздываешь?

– Со свадьбы! – со злом произнесла она.

Дед вдруг взглянул на нее понимающим взглядом.

– А ну, доченька, – проговорил он мягким голосом, – пошли-ка со мной!

– Куды ето? Не пойду!

– Ты не бойсь, бабка у меня добрая, коняку полечит, те погадат. На ето она у мня ух… прямо волховка.