Женщина встретила спутника, напряжённо вглядываясь ему в глаза.

– Да, они где-то рядом, но почему не напали ночью, не могу понять, – ответил он на безмолвный её вопрос. – Нам не следует больше идти в этом направлении. Мы не знаем, что находится там, дальше.

Старший помог женщине взобраться на лошадь. Сам же, по-молодецки запрыгнув на подведённого к нему скакуна, стремительно взлетел на холм и стал осматриваться окрест, при этом то поднимаясь в рост, то опускаясь и прикладывая руку ко лбу, чтобы прикрыться от солнца. Широкий в плечах, он будто сливался со своим мощнотелым конём во что-то единое целое. Он не поворачивал головы в островерхом головном уборе в нужном направлении, а разворачивался туда всем телом, словно у него не было шеи. Отменный рубака и силач, он всегда имел при себе длинный меч и два акинака, чем удивлял незнакомцев, но больше поражал их, когда со звериным оскалом бросался на врага, сражая всех на своём пути одновременными ударами с двух рук. Возраст не брал верх над его телом и разумом, и только лишь серебро в его густой бороде, бровях и усах свидетельствовало о его почтенных летах.

– Четверым воинам следовать позади каравана, на расстоянии полёта стрелы. По трое – держаться с боков от него, находясь у всех нас на виду, – распорядился он, подозвав к себе сотника.

– Нам нужно идти к морю. Ничего другого в голову не приходит. К тому же только там остались родичи царицы, – возвратившись к спутнице, поделился он принятым решением.

Женщина молча повернула лошадь на запад.

Караван двинулся в путь.

Ещё один день подходил к концу. Уже было выбрано место для ночлега. Дозорные в пути не заметили преследователей. Все, как всегда, были предельно внимательны, держа наготове луки с заложенными в них стрелами. Пока всё обходилось без неожиданностей.

Остановились у небольшого ручья, в урочище. Взяв с собой сотника, старший объехал с ним тихим шагом вокруг всего леска, убедился в правильности расположения лагеря и вернулся к ручью.

Ночь наступила так же внезапно. Тишину нарушали лишь журчащая вода да лёгкий шелест листвы на деревьях. Набегавший изредка ветерок своим шорохом в ветвях настораживал воинов, напрягая их и без того обострённый слух.

Женщина казалась спокойней обычного. Старший изредка бросал на неё внимательный взгляд.

«Такое может быть и от чрезмерной усталости, и от какой-то ясности или внезапного озарения. Трудно понять её состояние», – подумал о ней старший и решил в эту ночь не смыкать глаз. Что-то сегодня тревожило его больше обычного, причём он отчётливо ощущал, что нервный трепет нарастал в нём всё сильнее, захлёстывая всё его нутро. Он был знаком ему. Такое с ним происходило всегда перед сражением. Подкинув ещё охапку хвороста в костёр, плотнее укрыв ноги спящей спутницы, он тихим шагом направился к соседнему костру, у которого, прислонившись спиной к дереву, сидел сотник.

Все, кроме дозорных, спали. Неровный свет взметнувшегося пламени то выхватывал из темноты силуэт сидящего воина, искажая красно-тёмным оттенком весь его облик, то своим дрожанием создавал причудливые тени от него на чернеющем стволе дерева. При лёгких порывах ветерка тихий огонь начинал бесноваться, и в эти мгновения каждый раз казалось, что всё вокруг наполняется движением.

Сегодня всё раздражало старого воина, и от этого ему было не по себе. Он не находил места, чтобы присесть и успокоиться. Ему очень хотелось вскочить на коня, выхватить акинаки, найти и изрубить всех, кто их преследует и не даёт покоя. Он чувствовал их присутствие, вглядывался в темноту и ещё сильнее ощущал их приближение. Завидев старшего, сотник легко вскочил на ноги. На его лице появилась тревога, но он молчал.