– Допускаю. Однозначно сказать нельзя, пока экспертиза не проведена, но кровь в его машине – весомая улика.

– Почему же тогда он отсыпался дома после попойки? – спросила она.

Котов посмотрел на неё сверху вниз – снисходительно, как учитель на умного, но иногда жутко тупящего ученика.

– Ты же не первый день на службе. Очень часто такие спонтанные и пьющие ребятки, как Бирюков, совершают преступления, а потом даже их не помнят. Сколько уже было случаев. И насиловали, и убивали, и поджигали. И всё – его величество метил.

– Он проехался за ней до железной дороги, подождал, пока они нагуляются с Балаевым. Дождался, пока тот уедет. А потом затащил её в машину, – продолжала она рассуждать, но в голосе явственно слышалось тягучее сомнение.

– И что же тебя не устраивает в этой версии?

– И она не замечала серый тонированный «Хёндай», плетущийся за ними всё это время.

– Озвучь тогда свою версию, – предложил ей капитан спокойным голосом. Это подполковник сейчас бы разорался, а он – нет.

– Полагаю, Бирюков тут и вправду ни при чём. Пусть, может быть, это и звучит странно. Или он кого-то покрывает.

– Кокосов завтра утром доложит обо всём, – резюмировал Котов. – Тебя подвезти?

– Если можно, то – пожалуйста.

Капитан открыл ей дверь своей машины, и галантно закрыл. Потом быстро обошёл спереди и уселся за руль.

Вскоре машина сорвалась в темноту пустеющих улиц.

– И что их вообще связывало? – не унималась женщина-лейтенант. – Я понимаю, если бы они жили в одном доме… Если бы он работал электриком, а она ходила каждый день мимо него в школьной форме. Но он почему-то на своей машине подобрал её, совершил преступление, машину бросил, а потом вернулся дальше пьянствовать.

Котов помалкивал.

– Уверена, что машину у него на самом деле угнали. Где взяли, туда и поставили. Причём, сделали крюк. Привезли тело и бросили на крыльце. И почему вообще на крыльце Театра молодёжи и сатиры? Других мест, что ли, не было?

Котов невольно – и чрезвычайно нервно – улыбнулся.

– В тебе растёт дознаватель прямо на глазах.

– И ещё…

– Ты тут живёшь, если не ошибаюсь?

Котов разок уже её подвозил, и теперь сворачивал в типовой дворик, что днём был серым, а теперь – с наступлением ночи, почти полностью погрузился во тьму. Единственный фонарь тут давно разбили малолетки. И в окнах – тревожно и непривычно – света не было.

Мысль, зародившаяся в глубинах сознания Вихревой, куда-то исчезла.

– Да, – сказала она и принялась вылезать из «Короллы». – Спасибо большое.

– Да не за что, – махнул рукой Котов.

Мысль, едва зародившаяся в её голове, куда-то исчезла. Испарилась. Наступил прескевю. Это когда ты хочешь вспомнить что-то важное, что неустанно вертится на языке, но никак не можешь вспомнить, даже прилагая все имеющиеся титановые усилия.

Вихрева открыла подъезд своим ключом и стала подниматься на третий этаж, где и жила. Шаги отдавались глухим стуком по ступеням по тёмному подъезду. Тьма поглотила её.

В какой-то момент ей подумалось, что в этой тьме и поджидает её маньяк… Она представила его очень ясно, будто увидела наяву.

Мужчина среднего или крупного телосложения. Высокий – несомненно, высокий, чтобы иметь возможность быстро сломить её сопротивление. Конечно, с отвратительной, с противной и мерзкой ухмылкой. С обнажёнными зубами. И с таким тошнотворным похотливым взглядом.

Ей стало не по себе. Разумеется, в соответствии с частью шестой двадцать пятой статьи Закона «О полиции», она имеет право на ношение оружия и специальных средств, но их дежурный добросовестно разоружает их каждый раз после смены.

Вихрева до конца не понимала, сможет ли она на самом деле пальнуть в маньяка… Она ни разу ещё не стреляла в человека. Да и в животное – тоже. Только по мишеням. И с переменным успехом.