Жизненный опыт подсказывал встревоженному отцу, что время романтических историй кануло в Лету, а значит, делать ставку на людское благородство, по меньшей мере, глупо: красивого расставания не получится. И Георгию Константиновичу не оставалось ничего другого, как уповать на то, что студент Масляницын просто исчезнет из жизни его драгоценной Аурики, не обременяя себя никакими объяснениями.

Почти так и случилось: в тот день испуганный до истерики юноша просто не явился к означенному времени, понадеявшись на то, что его избранница молча сглотнет обиду и из гордости перестанет с ним здороваться.

Почему Сергей Владиславович делал ставку на ее девичью гордость, не совсем понятно. Уж кто, как не он, должен был представлять себе истинные размеры готовности, которую Аурика проявляла в вопросах сексуального характера! Да и за подтверждением далеко не надо было ходить: встреча была назначена за неделю, накануне оговорены детали, и самому Масляницыну только и осталось, что прийти, увидеть и победить этот девственный бастион.

Не тут-то было! Совсем не гордая, получается, Аурика взяла быка за рога и затащила бывшего возлюбленного в закуток возле деканата, используемый влюбленными парочками для продолжительных и жарких поцелуев. О существовании этого «уголка утех» знали все, в том числе и преподаватели, но тактично делали вид, что, кроме пустых ведер, пары швабр и обломков развалившейся от студенческой энергии мебели, в нем ничего особенного нет. Одним словом, на историческом факультете жили по законам любимого в Средневековье Праздника дураков, когда можно почти все, но только раз в году и с разрешения муниципалитета. Факультетская власть в этом «приюте влюбленных» никакой угрозы для образовательного и воспитательного процесса не усматривала. Проходя мимо укромного местечка, откуда порой доносились рваные вздохи вперемешку с причмокиванием. «Молодежь!» – улыбались профессора и спокойно шли мимо, гася в себе зависть.

– Почему? – потребовала объяснений Аурика, под глазами которой от бессонной ночи залегли даже не черные, а темно-фиолетовые тени.

Масляницын, забившись в угол, молчал, лихорадочно вспоминая подсказки, оставленные ему на память господином из «Колизея».

– Почему? – прошипела Одобеску, и лицо ее исказилось настолько, что от южной ослепительной красоты не осталось и следа. Это преображение придало Сергею сил, и он с трудом выдавил из себя то, что вспомнилось первым:

– Я отказываюсь.

– Почему? – Аурика не отступила ни на шаг, продолжая теснить рослого Масляницына своей пышной грудью. В любой другой ситуации бойкий студент бы облизнулся при виде столь внушительного сокровища, но сейчас ему было не до соблазнов: перед глазами стояло лицо Георгия Константиновича, по которому скользила язвительная усмешка Всемогущего.

– Исключено, – повторил Масляницын еще одно слово из череды запомнившихся. – Так будет лучше.

– Кому-у-у? – взмолилась измученная бестолковостью ответов девушка.

– Тебе, – нашелся Сергей и выставил вперед руки, пытаясь отодвинуть от себя разгоряченное существо с пылающими глазами и дергающимся ртом.

– Мне не лучше! – бросилась в бой Аурика. – Мне плохо. Мы обо всем договорились. Я тебя ждала. Готовилась, как дура. Думала, наконец-то… Ты же сам говорил: «Давай, чтобы первая брачная ночь прошла на ура!» – процитировала она слова профессионального соблазнителя с комсомольским значком на груди.

Масляницын растерялся и не нашел ничего лучше, чем выборочно и очень по-своему повторить слова барона Одобеску про осведомленность курса, наличие тайной жены и боязнь огласки.