Талита, поправляя волосы, заметила в зеркале озабоченный вид приятельницы и, отложив расческу, повернулась к ней.

– Ты его любишь? – спросила она.

– Да.

– Так же, как молочный коктейль с клубникой и сливками у Фреда?

– Тали!

– Так же?

– Это несравнимо!

– Ты за него готова душу продать. Ты будешь пить его даже в постели, полной тараканов, если тебе его поднесут! Ну? Так же, как молочный коктейль с клубникой и сливками?

– Гораздо больше.

– Тогда вперед. Подари ему свою первую кровь.

Ханна улыбнулась.

– А ты так на это решилась? Сравнив с твоим любимым блюдом?

– Нет, я хотела найти чувака, которого бы мой отец точно возненавидел, и отдала ему всю себя.

– Стивен?

Талита вскинула брови и покачала головой, словно говоря, что ее подружка попала пальцем в небо.

– Что ты, все случилось гораздо раньше. Его звали Спайдер.

Ханна фыркнула.

– Какое же это имя!

– Разумеется, это не имя, поэтому я и не вышла за него. Его так прозвали, думаю, из-за его тачки[2]. Но я не могу его забыть, потому что в его драндулете мы это и сделали.

– В машине? А как же романтика?

– А ты что, сможешь заняться этим у себя дома, когда за стенкой храпит твой старик?

Ханна пожала плечами.

– Нет, конечно, нет.

– Поверь мне, это лучше, чем жалкая комнатушка в придорожном мотеле. Короче говоря, у Спайдера имелся отличный автомобиль, но это единственная вещь, которой он мог распоряжаться. Здоровенная тачка, немножко похоти. Надеюсь, твой парень все обставит лучше. Что у него за тачка?

– Старый раздолбанный шевроле.

– О-о! Тогда, милочка, ты получишь массу удовольствия. Я тебя люблю.

И лукаво подмигнув Ханне, Талита направилась в сторону зала. Дойдя до конца раздевалки, она повернулась к девушке.

– Ты познакомишь его с семьей?

– Нет.

– Тебе придется это сделать. Если ты его по-настоящему любишь, они, в конце концов, все узнают, а история любви, начавшаяся с семейной вражды, никогда хорошо не кончается, поверь моему опыту.

Глядя вслед подруге, Ханна вздохнула. Проблема заключалась именно в этом. Ингмар никогда не примет Томаса. Для него сама мысль о том, что когда-нибудь младшая дочь покинет ферму ради другого мужчины, изначально казалась неудобоваримой, а после случая с единственным сыном Ларсом он ни за что не потерпит, чтобы она вышла замуж за еврея. Его маленькой Ханны достоин только добропорядочный лютеранин. Ссоры, то и дело вспыхивавшие между лютеранами и методистами, выводили из себя, но они, по крайней мере, затрагивали отношения протестантов между собой. Ввести же в семью еврея приравнивалось к объявлению войны, ни больше ни меньше. Смешать кровь, почему бы и нет, перемешать национальности или, на худой конец, общественные классы, но только не религии. К Богу ведет только одна дорога.

В черной тканевой куртке с рукавами из белой кожи Томас ждал ее возле кинотеатра, волосы его блестели от помады. Завидев Ханну, переходившую через дорогу, он явно обрадовался: глаза его широко раскрылись, щеки покраснели, словно освещая его изнутри, а улыбка выплеснула всю радость мира. Он преподнес ей коротко срезанную розу с упрятанной в нее булавкой, чтобы приколоть цветок на бретельку ее платья. Довольно неуклюжий, он натужно смеялся, однако умел заботиться о ней: оплачивал ее билет, держал дверь, чтобы она могла пройти первой, покупал ей попкорн, и всегда ждал, когда она сядет на откидное кресло, и только потом садился сам. Во время рекламы они обычно болтали ни о чем, касаясь друг друга локтями и коленями, а когда начинался фильм, Томас робко клал свою руку на руку Ханны, и та тотчас сплетала его пальцы со своими.