Морстен не предполагал уничтожить физически мистера и миссис Барнет. Целью заклятого соперника было унижение конкурента, которое должно было продемонстрировать контраст между силой Магистра и слабостью противоположной стороны. А для этого, узнав о таких качествах юной Мэри, как честность и щепетильность, он и похитил ее. Кончина любимой остается на совести Морстена.

«На совести? Этому типу и слово такое незнакомо», – поправил сам себя Джереми.

Раскрыв глаза на занятия супруга, мерзкий интриган не предполагал, что нервное потрясение станет чрезмерным для беременной женщины, и все-таки сделал свое черное дело.

Стоп! А откуда он пронюхал о женитьбе Барнета? На венчание он не был приглашен и в церкви среди гостей не стоял.

Но не нужно обладать чрезмерной сообразительностью, чтобы понять, откуда пришли сведения к злейшему врагу. Впрочем, нет: злейший враг человека – это его болтливый язык.

Джереми буквально лопался от гордости оттого, что юная необыкновенная девушка выбрала его. И мысли не возникало, что кто-то может причинить вред такому доброму и нежному существу, как Мэри.

Его подручные тоже не делали секрета из женитьбы босса, их беседы легко могли дойти до посторонних ушей.

«Ах я ворона! Вот как приходится дорого платить за гордыню!»

Джереми приуныл: плата ему показалась чрезмерной!

И тут в голове у него прояснилось! Надо бить врага тем же оружием! Быть такого не может, чтобы, прожив на свете двадцать восемь лет, Морстен не наделал ошибок и не спрятал в шкафу несколько скелетов!

Джереми даже подскочил с места: немедленно, сейчас, сию же секунду начать сбор сведений об этом криминальном типе! Выяснить все о его золотом детстве, веселой юности и… вплоть до того, что ему подавали сегодня утром на завтрак!

И попутно Барнет получит сведения о том, действительно ли Морстен окончил Кембридж, или это он просто похваляется перед ним.

Глава 39

Джереми и Мици пропадали где-то целыми днями, а Майкл оставался предоставленным самому себе. Он не бездельничал, по мере сил помогая старику Уильямсу на кухне или в садике, однако времени для игр хватало сполна. Нашлись и товарищи, местные ребята, с которыми Майкл сначала подрался, потом помирился, потом придумал новую игру, а потом и сам не заметил, как влился в их компанию и стал своим.

Вот уже два лета подряд ребятами Чизик-вилладжа разыгрывался один и тот же сценарий, напоминающий историю войны Алой и Белой розы с поправкой на местный колорит. В действительности благородные Ланкастеры и Йорки не прятались в крапиве, не сидели в засаде в канаве и не бились деревянными самодельными мечами.

Да и зимой ребята находили себе более интересные занятия – каток, например, поэтому, отступая от исторической правды, они объявляли перемирие, и деревянные мечи валялись дома, не востребованные до следующего лета.

Откровенно говоря, игра эта уже поднадоела ее участникам, но предложить что-то новое так никто и не смог. Ребячий вожак Эдди Паркер великолепно дрался, на спор переплывал местную речку, умел фехтовать, но новые идеи почему-то не заглядывали в его рыжую голову.

Майкл Уиллоуби появился на новенького как нельзя кстати. Он довольно быстро расположил к себе ребят, затеяв игру в Робина Гуда. Первой реакцией было замешательство, а второй – недоумение: «Ну почему мы сами до этого не додумались!»

Компания снова разделилась на две команды, но теперь это были не Йорки и Ланкастеры, а ноттингемский шериф с войском против разбойничьей шайки Робина Гуда. Роли распределяли жеребьевкой, чтобы все было по-честному.

Ох, как расстроился Эдди Паркер, вытащив бумажку с надписью «шериф», но тем не менее он старался держать лицо до того момента, когда Майкл Уиллоуби показал всем свою бумажку, на которой значилось «Робин Гуд». После этого Эдди заметно поскучнел, ведь роль отводилась до конца лета и изменить существующий порядок не представлялось возможным.