– Эту комнату используют крайне редко, доктор. Да и то в качестве хранилища, понимаете? Нам еще очень повезло, что мистера Бранда нашли сегодня.

– Но ведь он наверняка пропал, – не отступал доктор. – Его жена…

– Мистер Бранд был человеком непредсказуемым.

Мисс Керли невольно ответила резко, и Майк поспешил исправить положение:

– Мы как раз начали гадать, где он. Лишь вчера вечером это обсуждали. Искать здесь, естественно, никому и в голову не пришло.

Майк вдруг замолчал. Стало очевидно, что ему пришло на память нечто поразительное. Он густо покраснел и уставился на Керли. Та явно избегала его взгляда. Доктор с интересом посмотрел на обоих.

– Ясно… А скажите-ка, мистер Веджвуд, есть здесь внизу какой-нибудь отопительный прибор?

– То есть? – не понял Майк. – Вам нужен огонь? Есть коксовая печь под лестницей, если…

– Об этом-то я и спрашиваю, – оборвал доктор. – Давайте на нее взглянем.

Они вместе осмотрели систему центрального отопления и печь, встроенную в крошечный шкаф-чулан под лестницей. Доктор задал множество вопросов, огромными шагами измерил расстояние от чулана до дверей хранилища.

Потрясенная Керли, которая сохраняла спокойствие с большим трудом, сочла действия медика нелепыми.

– Как же все произошло, доктор? – нетерпеливо спросила она. – Как он умер? У него такое красное лицо – очень необычно, правда? Что случилось?

– Вот я и хочу понять, мадам. – Коротышка бросил на нее такой напыщенный взгляд, что мисс Керли стало неуютно.

Словом, Джон, сбежав по лестнице, появился как раз вовремя. Он прошмыгнул мимо Майка с мисс Керли, дежурным жестом потряс руку доктору и вопросил:

– Где тело?

Вряд ли кто-нибудь видевший Джона Уидоусона в эти первые пять минут усомнился бы в том, что он искренне потрясен смертью кузена; однако слова и поступки мистера Уидоусона могли ввести в заблуждение кого угодно. Он подошел к дверям хранилища, замер на пороге и уставился на покрытую простыней фигуру на столе.

Джон не сделал даже попытки войти, а после короткого созерцания резко шагнул назад, похлопав изящными, цвета слоновой кости, руками – словно на музыкальных тарелках сыграл.

– Ужасно. Ужасно. Нужно его отсюда убрать. Отнести домой.

Майк хорошо знал этот уверенный, властный тон. Когда Джон так разговаривал, его распоряжения выполняли беспрекословно.

– Джина еще не знает, – сообщил младший кузен старшему. – Дай мне хотя бы предупредить ее. Пять минут.

– Хорошо. Но оставлять бедолагу здесь нельзя.

Оба совершенно забыли о докторе, и его робкое вмешательство их удивило.

– Мистер Уидоусон, не знаю, могу ли я высказаться…

– Уважаемый сэр, – перебил Джон. – Оставлять его ни в конторе, ни в хранилище нельзя. Есть у вас хоть одно веское возражение против этого?

Доктор замолчал. У него не было готовых аргументов, реальных оснований, которыми можно оперировать. В таких случаях побеждает тот, кто сильнее духом.

Майк пошел к лестнице.

– Дайте мне пять минут, – бросил он через плечо. – Я сообщу Джине.

Мисс Керли поспешила в свой кабинет – звонить мистеру Кэмпиону.

Служанка впустила посетителя в большую гостиную. Джина, облаченная в свободный костюм мужского покроя, разбирала утреннюю корреспонденцию на коврике у камина. Это зрелище – сидящая на коленях девушка в теплом темно-голубом костюме – было единственной отрадой для Майка за весь день. Позже он вспоминал, как ярко выделялись на белом коврике красные домашние туфли Джины, как вспыхнуло радостным удивлением ее лицо при виде гостя.

– Майк, лапочка, рада тебя видеть! Для кофе не рано? Я как раз собираюсь выпить чашечку.

Он спиной ощущал застывшую домработницу, нерешительно медлил. В голове мелькали невыносимо избитые фразы: «Джина, дорогая, мужайся…» Или: «Боюсь, у меня плохие новости». Или: «Джина, произошло ужасное несчастье».