Он замялся, потом добавил:

– «Мнемос-7» был их шансом изменить мир. Лекарство от деменции, от Альцгеймера. Они верили, что смогут спасти миллионы людей от распада личности. Но сами не заметили, как перешли черту…

– Черту между восстановлением утраченных воспоминаний и созданием новых, – подхватила Роза. – Я читала теоретическую основу их работы. Они предполагали, что можно реконструировать нейронные связи, которые угасли. Но оказалось, что препарат формирует абсолютно новые связи?

– Они не просто восстанавливали повреждённые нейроны, – пробормотал Александр, не замечая, что перешёл на настоящее время, словно исследование всё ещё продолжалось. – Они пытались создать более эффективные синапсы – как квантовое улучшение, а не простая реставрация. Это должно было не только восстановить память, но и улучшить её, сделать сильнее, яснее, полнее…

Звук рассыпающихся семян прервал его. Роза, открывая пакетик, случайно просыпала часть содержимого на стол. Она чертыхнулась, начала собирать крошечные семена трясущимися пальцами.

– Я должна идти, – сказала она поспешно. – Уже поздно, а мне ещё готовиться к завтрашнему тесту.

– Давай помогу, – он протянул руку, чтобы собрать просыпанные семена, но она отодвинулась.

– Нет, я сама. Спасибо, что… – она замялась. – Что не смотришь на меня, как на сломанную игрушку.

– Взаимно, – отозвался он.

Она кивнула, закончила посадку и вытерла руки о халат. Прежде чем уйти, она бросила на него ещё один взгляд – оценивающий, но не осуждающий.

– До свидания, Александр Левин.

– До свидания, Роза-как-цветок.

Следующая встреча произошла через три дня, в большой лекционной аудитории на факультете нейробиологии. Профессор Вайнштейн – тучный мужчина с редеющими волосами и манерой говорить, словно каждое его слово записывает сам Гиппократ – вёл лекцию о функциональных нарушениях мозга. Александр сидел на последнем ряду, привычно наблюдая не столько за презентацией, сколько за реакциями других студентов.

Среди рядов он заметил знакомую медно-рыжую макушку. Роза сидела в центральном секторе, сгорбившись над конспектом. Странно. Эта дисциплина не входила в программу ботаников. Она тоже заметила его и слегка кивнула, прежде чем вернуться к записям.

Вайнштейн щёлкнул пультом, и на экране появилась серия снимков МРТ.

– Сегодня мы рассмотрим исключительно важный случай из практики, – его баритон разнёсся по аудитории. – Пациент М., 34 года, поступил в отделение неврологии после тяжёлой автомобильной аварии. Потеря сознания на месте происшествия, множественные травмы головы…

Александр перестал слушать профессора. Его внимание сосредоточилось на Розе. Её поза изменилась – спина напряглась, плечи поднялись, словно в ожидании удара. Рука с ручкой застыла над тетрадью.

Вайнштейн продолжал, демонстрируя всё новые слайды и рассказывая о последствиях травматического повреждения мозга при высокоскоростных столкновениях.

– Интересно отметить, – гудел профессор, – что при скорости удара около 90 километров в час энергия деформации металла автомобиля…

Роза выронила ручку. Она попыталась наклониться, чтобы поднять её, но замерла в неудобной позе, словно тело отказывалось подчиняться. Александр видел, как она пытается сделать глубокий вдох, но воздух не проходит дальше верхней части груди. Её пальцы, вцепившиеся в край стола, побелели от напряжения.

В три широких шага он оказался рядом с ней. Студенты на соседних местах обернулись с раздражением, но он проигнорировал их.

– Роза, – позвал он тихо, садясь рядом. – Смотри на меня.

Она подняла глаза – расширенные, паника плескалась в них, как тёмная вода. Он взял её ледяную руку, отметив учащённый, неровный пульс.