Я хмурюсь:

– Что?

– Ну, ты девчонка, которая вечно перепачкана мукой, – для них так будет всегда. Даже не думай обо всем этом, бесполезно. Булочницу они никогда не примут.

Даже не дав мне шанса ответить, Клифф уходит следом за Рашель с Лолой.

Они меня никогда не примут? Значит, я булочница? Так они меня называют? Забавно, что об этом мне рассказал именно Клифф – ведь он больше всех в школе хочет подняться по общественной лестнице, но терпит провал за провалом.

Выхожу во двор и ищу взглядом Джозефину. Про Клиффа я говорить не буду – она сразу побежит с ним разбираться. Не хватало еще, чтобы ее выгнали из школы накануне выпускного. Пытаюсь выкинуть из памяти этого рыжеволосого веснушчатого наглеца, но его слова по-прежнему звучат в ушах. Булочница. Вот, значит, кто я такая! Вот, значит, кем я обречена быть до конца! Неужели за семнадцать лет жизни, двенадцать из которых я провела с ними в одной школе, я ничуть не поднялась в их глазах?

Весь Париж думает, что у меня есть все, о чем только можно мечтать. На самом деле я только что подписал бумагу, лишившую меня всего. Почти всего.

– Да ладно тебе, братец, – говорит Жюльен по пути из тусклой нотариальной конторы своего дяди. – Думаю, мы тебе разрешим поставить на стол именную табличку!

О, это его любимая шутка. Впрочем, не уверен, что он шутит. Жюльен считает, что он очень смешной. Наверняка он не догадывается (а может, и догадывается), что больше всего на свете я хочу врезать ему между глаз.

Всем, кто думает, что у меня нет никаких проблем, стоило бы спросить моего отца о наследстве. После нашего с Жюльеном выпускного брат получит почти все – деньги, землю, дома, – а мне перейдет только мамин коттедж, что стоит где-то на окраине Лондона. Дядя объясняет это тем, что Жюльен родился первым, – он и правда старше меня на два месяца и четыре дня. Но я знаю правду. Все дело в том, что я незаконнорожденный, сын любовницы. И мать Жюльена настояла, чтобы наследство распределили именно так, а отец не смог ей возразить.

Каждый год нам приходится подписывать бумаги, и каждый год мне напоминают о том, что отношение ко мне и к Жюльену всегда будет разным, как бы с этим ни спорил отец, – ведь я просто внебрачный сын и живу в парижском поместье лишь потому, что моя матушка заболела и умерла, когда мне было шесть.

Дре ждет нас на улице, щурясь от яркого солнца.

– Вы почему так долго? Девчонки давно ушли, я остался один!

– Да так, надо было уладить кое-какие семейные вопросы, – говорит Жюльен и обнимает меня за плечи. – Верно, брат?

Я киваю:

– Угу.

Жюльен пытается меня растормошить:

– Да расслабься же! Все в порядке. Дре, а куда пошли девочки?

– Точно не знаю, – отвечает он, приглаживая короткие курчавые волосы, а потом, стиснув зубы, кивает в дальний конец улицы. – Я особо и не следил, но, кажется, они зашли в какой-то магазинчик. Лола хотела примерить наряды к балу.

– Ну что, тогда пойдем их искать? – предлагает Жюльен.

– Ты что, хочешь весь день проторчать в магазине? – спрашиваю я. – Ну уж нет.

Как же это странно – вот ты встречаешься с девчонкой, а потом она бросает тебя, но все ждут, что ты так и продолжишь спокойно с ней общаться, ведь у вас одна компания.

– Говори за себя. А я того и гляди заманю в постель Дарси. Или Диану. А может, даже обеих, если сделать все грамотно, – хвастает Жюльен и решительно направляется в сторону магазинов.

Качаю головой. У него нет ни малейшего шанса.

Дре смеется, прикрывая рот рукой.

– Ну-ну, мечтать не вредно.

Жюльен провожает взглядом какую-то девчонку.

– Посмотрим. Так или иначе, а я их найду.