Оливер вышел из комнаты не с намерением достигать великих свершений, но и не скованный рутиной. Просто вышел, ощущая легкость. Сегодня он чувствовал: даже маленькие изменения могут повлечь за собой большее.

Плохое настроение

Замкнулся круг унылых, серых дней,

И душу давит сумрак безысходный.

Но луч надежды в темноте видней,

И путь найдется к радости свободной.

Оливер смотрел, как свет от фар проезжающей машины рассекает мрак за окном, оставляя на потолке мимолетные призрачные блики. Моросящий дождь вторил чувству внутренней пустоты, а ноябрьский ветер, казалось, пробирался прямо в душу. Не то чтобы случилось что-то из ряда вон. Просто он чувствовал себя поблекшим, как старая акварель. Бесцветным.

Он брел по квартире, словно тень. Холодильник манил остатками китайской еды и початой бутылкой, но еда казалась безвкусной, а вино – лишь способом отсрочить неизбежное. Прошедшее повышение не радовало, скорее, тяготило, возлагая на плечи новую порцию ответственности и отнимая остатки энергии. Причины этого скверного состояния копошились где-то глубоко внутри, словно клубок змей. Усталость? Неудовлетворённость?

В углу комнаты его ждал мольберт, накрытый простыней – напоминание о когда-то любимом занятии. Он мечтал, но давно оставил холст пылиться в углу, заглушив свои мечты рутиной. Он мог бы сейчас открыть журналы по дизайну, но они казались лишь бессмысленным нагромождением картинок, не имеющих ничего общего с его реальной жизнью. Бежать от проблем, погружаясь в иллюзии?

Он подошел к окну. Мокрый город, как зеркало, отражал его уныние. Ему вдруг захотелось что-то изменить. Импульсивно он сорвал простыню с мольберта, схватил карандаш и яростно начал чертить на холсте, выплескивая накопившуюся тоску в хаотичные линии. Его не волновало, что получится. Важно было вырвать этот клубок негатива, выпустить его наружу. Рука двигалась сама, освобождая его от гнета мыслей.

Когда он, наконец, остановился, на холсте зияла абстрактная мешанина из переплетающихся линий. Хаос. Но в этом хаосе чувствовалась какая-то скрытая энергия, как предвестник бури.

Резко надев куртку, он выбежал из квартиры. Мокрый ветер хлестал по лицу, возвращая к реальности. Он шел, не зная куда, пока не оказался перед цветочным магазином. Яркие букеты светились сквозь запотевшее стекло, словно маяки надежды. Без раздумий он вошел и купил хризантемы – белые и желтые, как осколки солнца.

Выйдя на улицу, он вдруг осознал, что не знает, что делать с цветами. Кому их дарить? И тут в голове вспыхнула мысль – себе. Ему. Он сам нуждался в чем-то светлом, в напоминании о красоте мира, существующей вне его унылого настроения.

Он нашел скамейку в парке под облетевшим кленом и сел, держа букет в руках. Сумрачный пейзаж больше не казался таким угнетающим. Он смотрел на хризантемы, вдыхал их терпкий аромат и чувствовал, как внутри что-то меняется. Не кардинально, не сразу, но что-то важное. Он больше не чувствовал себя беспомощным.

Он оставил цветы на скамейке, зная, что кто-то другой тоже сможет ощутить их красоту. Это был его маленький бунт против серости, его личная революция. И он возвращался домой с другим ощущением. Не победитель, но и не проигравший. Просто человек, сделавший выбор. Человек, решивший жить дальше.

Он смотрел, как отдаляется от скамейки, словно отпускает что-то важное. “Что это было? Глупость? Показуха?” – мелькнула мысль. Но в ответ поднималось другое чувство – облегчение. Не триумфа, не восторга, а именно облегчения. Как будто он вернул миру долг, маленький, но искренний. И этот долг, оказывается, тяготил его гораздо больше, чем он думал. Он шел домой, чувствуя себя немного легче, немного свободнее. И это было все, что сейчас имело значение.