Погрузившись в воспоминания, он и не заметил, как зал наполнился страждущими – пустых столиков оставалось совсем мало. Скоро заглушили музыку, и началось живое выступление. Как и в прошлые вечера, у микрофона пел полноватый мужчина, несмотря на духоту, облаченный в кремовый костюм и такие же кремовые туфли. Не менее странно выглядели и черные солнцезащитные очки, которые он носил, не снимая, хотя в помещении и так было темно – для создания должной атмосферы приглушали свет.

Пел артист неплохо, но его репертуар понравился бы не каждому. С другой стороны, делалось все довольно ненавязчиво, и совсем скоро это просто становилось фоновым шумом, который особо не докучал.

Официантка Анна принесла заказ, опять что-то пошутила насчет меда и побежала к другому столику, где несколько мужчин и женщин бальзаковского возраста задорно шутили и смеялись.

Он наполнил стакан красноватой жидкостью и отпил. Певец в кремовом костюме что-то тянул про любовь, вокруг уже нарастал градус веселья, доносился смех, радостные выкрики, тосты. Он почувствовал, как его затягивает в разверзшийся водоворот веселья. Но в какой-то момент неожиданно пришло осознание того, что этот праздник жизни не для него. Ему все это было чуждо.

Нет, люди вокруг не выглядели каким-то плохими или жалкими, они ведь просто радовались жизни, тем редким моментам, когда можно расслабиться и вырваться из оков будней, привычного уклада бытия. Но ему было с ними не по пути. Он не хотел таких празднеств, посиделок под общей крышей, пьяных танцев и слезливых песен.

Он сам и не понял, отчего задался подобным вопросом. Это в известной степени пугало. Потому как вот такие вечерние посиделки были единственным способом стопроцентно забыться. А теперь, кажется, проверенный вариант дал сбой. Надо было уходить. И делать это как можно скорее, пока ему окончательно не осточертело все это. Может, тогда он отойдет и следующий вечер вернет себе полноту красок?

Он подозвал официантку и спешно расплатился. Она, хоть и была уже порядочно задергана другими гостями, искренне удивилась его уходу, но ничего не сказала и даже завернула купленную бутылку в бумажный пакет, вручив затем ему. Он любезно распрощался, оставил чаевые и пошел прочь.

Ноги сами как-то вынесли его на пляж, к тому месту, где он обычно проводил полдень – на смотровую площадку. На площадке было полно народу, там что-то пели под аккомпанемент расстроенной гитары. А вот на самом пляже люди практически отсутствовали, поэтому он устроился прямо там, сев поближе к воде на успевшую остыть гальку.

Волны едва слышно облизывали берег. Море по ночному времени пребывало спокойное, размеренное. На небе, как и днем, не было ни облачка, поэтому звезды и растущая луна смотрели сверху, прекрасно видимые. Ему стало легче. Похоже, в душном кафе осталась часть его плохого настроения.

Он отпил из бутылки и принялся разглядывать звезды. Здесь они были не такие, как в его родных краях. Их свет представлялся как-то теплее и осознаннее, что ли. У него дома звезды виделись просто мерцающими точками, как будто кто-то за миллиарды километров отсюда зажег лампочки, да и забыл их выключить.

На ночном пляже звезды словно оживали, они жили своей жизнью, у них была своя судьба. Их свет ощущался какой-то неразрывной нитью, что уводила в невероятно далекое путешествие на самый край мироздания.

– Один, опять один, – раздалось за спиной. – Дамы и господа, разрешите представить! Диорама – Уралозавр на водопое.

По голосу и последовавшему смеху он моментально догадался, кому принадлежала шпилька. Обернувшись, он увидел позади себя ту самую девушку, которую повстречал сегодня в полдень. Одета она была несколько иначе, вместо оранжевого купальника и накинутого поверх полупрозрачного парео (вроде это так называлось), на ней красовалось платье с каким-то цветочным рисунком. Шляпка, которую она постоянно поправляла, отсутствовала, и на плечи спускались слегка волнистые волосы. В руках у нее вместо сумочки была какая-то небольшая картонная коробка.