– Уходи!.. Иди на работу, иначе я тебе прогул запишу!

Вижу я, что старик невменяемый, и, чтоб не портить ему больше крови, ведь все-таки он человек хороший, я вылетел из конторки, как из жаркой бани. Ну, думаю, надо обязательно в газету опровержение написать.

В этот день домой я пришел поздно и все-таки успел за ночь две тетради исписать. И уж потом хладнокровно подумал: «Напечатают ли? Не посоветоваться ли со знающим человеком? С кем? С Наташей? А вдруг это она фельетон написала? Узнаю хорошенько, а тогда уже и поговорю», – решил я.

Встретил Наташу в саду, усадил на скамью рядом с собой и дипломатически стал щупать почву:

– Уезжаю, Наташа, в Магнитогорск.

– Это почему? – встрепенулась она.

Ага, думаю, попал в точку.

– Да видишь ли, мастер меня изживает. Кто-то на него фельетоны пишет, а он на меня думает…

– Степа, и ты не знаешь, что делать? Ха-ха-ха! – засмеялась Наташа, и ее глаза загорелись, как звездочки. – Напиши в газету опровержение…

Будто в голове у меня прочитала. И дальше расшифровывает:

– А пиши так. Конечно, слов нет, что ты хороший ударник, даже один из лучших. Но ведь и на солнце есть пятна. Так вот, раскритикуй все свои тайные и явные недостатки, как бы со стороны другой человек. И подпиши «Свёрлышко». Все сразу отстанут. Только покороче пиши, все равно сократят.

– Наташа, да у тебя литвиновская[1] голова!

И в благодарность на прощание так сдавил ей руку, что она от удовольствия чуть ли не заплакала и, сдвинув брови, подарила мне комплимент:

– Тебе, Степа, как видно, больше к лицу гулять с медведицами в зоологическом саду. Они более чувствительны к таким нежностям…

Я поступил по совету Наташи и такое написал опровержение, так раскритиковал себя! А когда в газете появилась моя заметка, так, поверите, несмотря на то, что я человек хладнокровный, на этот раз порядочно, до кружения головы хватил и, как козленок, от радости прыгал. Ведь это надо подумать – мою заметку напечатали! Как говорила Наташа, так и случилось: сразу все разубедились, что это я автор фельетонов. А я наоборот – если до этого только славу рабкоровскую пожинал, то теперь из меня, как из вулкана, стали заметки извергаться. И уже не было номера газеты, где бы не фигурировали жертвы моего пера.

Здорово мне понравилось это дело, потому что действительно чувствуешь себя хозяином завода: всё тебя касается и во всё ты вникать должен. Сразу у меня кругозор шире стал. С сотнями различных профессий познакомился и все тонкости изучил. И как лучше обвешивать покупателей. И как можно не работая деньги получать. Какие заводы мы сталью снабжаем, а какие нас чугуном и ферросплавами. Все тормоза изучил от знаменитого «Вестингауза» до начальника транспортного отдела. С поварами, завами фабрики-кухни перезнакомился – все их секреты освоил… Просто университет прошел. Ну, думаю, теперь мне можно и в писатели. Подошел к Наташе, когда она магнит «пришабривала», и заявляю:

– Записывай меня в свой литературный кружок.

– Наконец-то! – обрадовалась она и так засияла, что любой неграмотный человек мог бы прочитать на ее лице: «Степа, как долго я тебя ждала». Но я человек хладнокровный и всегда свои чувства в руках держу. Серьезно спросил ее:

– Наташа, дело прошлое, сознайся: ты это фельетон тогда написала?

А она показала мне свои зубки, такие ровные и красивые, какие ни один зубной техник не сделает, и, моргнув глазками, сказала:

– Я, Степа, изучила твой характер. Раз слывешь ты рабкором, значит, и будешь им, а от рабкора до литкружковца расстояние короче воробьиного носика.

Конечно, если бы только я, ежедневно обливаясь холодной водой, не упражнял свои нервы, то при всем народе крутанул бы ее, как в вальсе, вокруг себя. Но нервы у меня, как шпагат, выдержали.