– Да? – сердце Тахти пропустило удар.

– Сколько раз просить, называй меня на «ты».

– А, это, – Тахти улыбнулся нервной улыбкой. – Не могу никак привыкнуть. Извините.

Сигги вышел, Тахти схватил фотоаппарат и вышел тоже, но пошел не в дом, а на набережную. Море, горы, вереск, мостки лодочной станции. Сколько раз он уже наводил на них видоискатель? Но больше здесь ничего не было. Эталон стабильности. Куда ни глянь – все одно и то же. Как дзен-паззл.

Когда он вернулся в домик, на окнах висели занавески. Ситцевые. Красные цветочки на желтом фоне. Тахти рассмеялся, навел на них видоискатель и сделал кадр. Вот и говори потом, что ничего не меняется.

***

Дома у Тахти всегда были книги. Много книг. Книжные шкафы были настолько глубокими, что книги стояли в них в два ряда. Казалось бы, книги нужны только для того, чтобы их читали. Нет ничего грустнее, чем шкафы, до потолка забитые непрочитанными книгами.

Как раз такие грустные шкафы и стояли дома у Тахти. Книги не читали. Они стояли там, на полках, молчаливые и пыльные, стояли и ждали, чтобы их прочли.

В детстве Тахти относился к ним как к дорогой посуде, которая стояла в витрине на кухне. Ее доставали только по самым большим праздникам, пользовались очень аккуратно, и потом ставили на место. Ему в такие дни было страшно сидеть за столом, на котором как по линеечке стояли все эти расписные тарелки и стаканы. Они за стеклом-то выглядели устрашающе. Хрупкими, сверхценными, неприкасаемыми. Тахти боялся этого шкафа. Все было стеклянным, стоило безумных денег и было несовместимо с жизнью.

Книги тоже стояли за стеклом. Шкафы с книгами были другими, деревянными, но в дверцы тоже были вправлены стекла, отчего и рядом с ними тоже делалось не по себе. Не бегай здесь. Не трогай. Аккуратно, не разбей. Эти предостережения въелись ему в подкорку, вместе со страхом к чему-то прикоснуться.

Во времена средней школы он стал покупать свои книги, на карманные деньги. В своем собственном шкафу он выделил две длинные полки под книги. Со временем они перестали туда помещаться даже в два ряда. Выползли на крышку шкафа. Выползли на полку для обуви. Конечно, это были детские книжки, но его собственные, из личной коллекции, книги, которые он мог трогать, листать, оставлять закладки и переставлять с полки на полку. Ему не запрещали брать книги родителей, но он не воспринимал их как что-то доступное. Смотрел на них через стекло, слушал отзывы, но не брал читать. Как-то он купил пару томов из тех, что дома уже были. Когда отец увидел, удивился.

– У нас же они есть.

– Да? Ну и хорошо, пусть две будет.

Потом, когда он кидал вещи в рюкзак, не сильно соображая, что вообще нужно взять, он кинул пару томов. Эти книги так и катались с ним из дома в дом, из одного чужого угла в другой. В рюкзаке, в коробках, в тумбочке. Потом у Сигги потекла крыша, и они намокли, страницы с тех пор так и остались волнообразными. А потом Тахти принес их в кафе. Здесь они и стояли, с краю на верхней полке. Собирали пыль.

Парень в сером свитере тянулся к одной из них. Он никогда ни с кем не разговаривал. Никто не обращал на него внимания. Как будто он не человек, а привидение. Как будто Тахти единственный мог его видеть.

Тахти подошел ближе. Он ступал с мыска на пятку, крался, как преступник, хотя сам не знал, почему. Наверное, боялся спугнуть. Его или себя.

Вблизи он казался вполне настоящим, живым. От него пахло солью и фукусом, как из морской ракушки. Он держал в руке все ту же книгу, в потрепанной зеленой обложке. Обложка была настолько затертая, и он держал ее так крепко, что Тахти опять не удалось прочитать название.