Да с такой демонстративно задумчивой физиономией, словно начинает сомневаться в том, настолько ли «хреново», как обозначено.

Придурок!

— Да пош… — врезаю по чужой руке, чтоб больше не распускал, заодно отодвигаюсь подальше.

Но сорвавшийся с губ посыл всё-таки проглатываю. А блондин, будь он неладен, на это лишь в очередной раз ухмыляется со снисходительно-понимающим видом.

— Зачем тебе мне помогать? — возвращаюсь к прежней теме.

Мои слёзы высыхают. Поданный им платок уже не нужен. Да и вряд ли спасёт мой размазанный макияж, даже если воспользуюсь. Мой мимолётно брошенный взгляд в зеркало сбоку то лишь подтверждает.

Видок у меня тот ещё!

— Почему нет? — флегматично отзывается Айзек, выпрямляясь. — Когда твой женишок поймёт, что обломился со свадебкой и взбесится, обязательно начнёт творить дичь и ошибаться. Станет лёгкой добычей. И тогда, с небольшой твоей помощью, я отожму весь капитал их блудной семейки. И ты, и я — в плюсе. Мне — их финансы. Тебе — свобода. Когда останутся без гроша, вряд ли для всех остальных будет иметь значение хоть одно их слово, — протягивает мне ладонь.

Учитывая историю знакомства Кая и Эвы, то звучит вполне ожидаемо и логично. Это же самый лёгкий способ приумножить своё состояние, совсем не новшество в нашем мире. Средний из братьев, ведомый личной неприязнью к Райнарду Вайсу, не так давно как раз провернул подобный номер, засунув его за решётку, присвоив большую часть финансов себе. Собственно, так Кай и Эва и познакомились. Подруга тоже не осталась в стороне, такое ему в ответ устроила… хотя ныне они всё равно вместе, и кажется, это надолго, если не навсегда. Хорошо, я — не Эва. Ещё лучше — то, что в случае успеха я не только стану свободной, уберегу близких, но и отплачу Марку Эрдману той же монетой. Пусть узнает и прочувствует на своей шкуре, каково это — быть жестоко преданным.

Почти идеальный вариант!

Если бы не…

— К тому же, мне только в радость насолить твоему брату-задроту, — добавляет Айзек.

Закономерно напрягаюсь. Протянутой мне руки, которую почти решаюсь принять, так и не дотрагиваюсь. В свете упомянутых событий с участием Эвы и её отца, Теодор и Айзек в самом деле не ладят. Когда подруге нужна была поддержка в случившемся противостоянии, мой брат помог Эве, а Айзек — своему брату. И пусть Эва и Кай помирились, но возвышающийся передо мной и старший лейтенант полиции — нет, на то он и полицейский, что терпеть не может несправедливость.

— Причём тут мой брат? — выгибаю бровь.

Внутри снова поселяется тревожное чувство.

Отчасти, не напрасно…

— Как это причём? — фальшиво удивляется в свою очередь Айзек. — Ты только представь, в какой «восторг» он придёт, когда поймёт, что мы теперь родственники.

Что мы теперь… кто?!

И с чего бы?

— Это что, такая очередная твоя дебильная шутка, или что? — вздыхаю.

Поскольку он так и не дожидается, когда я всё-таки приму его жест, сам ловит мою руку.

— Воспринимай, как хочешь, мне похрен, — тянет меня вверх. — Единственное, что тут важно: как только я заберу тебя отсюда, нельзя оставить твоей ущербной брошенке ни шанса на реабилитацию, — помогает мне подняться на ноги и притягивает к себе ещё ближе. — Не знаю, почему вы — женщины возводите потенциальность совместного сожительства в абсолют до такой степени, словно это какая-нибудь коронация всей вашей жизни, — презрительно ухмыляется, с неприязнью разглядывая моё свадебное платье. — Но лично со мной ты развестись сможешь без проблем, когда всё закончится. У меня нет такого великого комплекса неполноценности, как у твоего женишка, чтоб держаться за бабскую юбку. А что делать будешь, если вдруг придётся разводиться с ним?