Из периода обычной средней школы Алёна помнила только группы продлённого дня и учительницу английского языка по имени Татьяна. Всё остальное было однородной серой массой.

– Мама, а почему вы не отдали меня в музыкальную школу? – спрашивала Алёна.

Но мама не знала, почему. Фортепиано появилось в доме намного позже, благодаря отцу Рёйтера, который закончил образование с отличием. Красных дипломов в семье было только два – у него и её кузины Виктории.

К счастью, в начале девяностых активизировались процессы свободного рынка. Группа учителей-сподвижников организовала в городе гимназию для одарённых детей. Об этом новом образовательном учреждении узнал папа, и Алёна туда поступила. Жизнь в гимназии, благодаря углублённому изучению предметов, новым методикам преподавания и сильным ученикам класса, стала красочной и интересной. Алёна с удовольствием слушала лекции по математике, литературе, истории, а также таким “современным” предметам как психология, риторика и мировое искусство.

Ещё будучи в средней школе, она росла самостоятельной девочкой, в том числе благодаря приобщению к спорту. Выбор в маленькой городке был небольшим, но вот откуда ни возьмись в то время открыли экзотичную секцию по восточным единоборствам каратэ-до. Елена записалась. Реальные бои ей не нравились, из-за физической боли, а вот ката^>41 у неё хорошо получались. Судьба свела её с хорошим сенсейем, ученики которого впоследствии побеждали даже в Японии. Видимо, именно эти занятия развили в Елене воображение и самоконтроль.

– На кого тогда был похож сенсей? – спросил Редактор.

– На космонавта Юрия Гагарина.

– Вот почему он тебе приглянулся…

С папой дошли до каратэ. Дальше лестница в небо.

Он отказывается идти, пока мы ещё немного бедные.

Большой спортивный зал, много людей,

Из старых не появился никто,

Я одна готовлюсь одевать кимоно…

Значит это возможно, если осторожно.

Ещё немного подождём, и в путь-дорогу позовём.

– Папуль, там по телевизору Дюймовочку показывают! – заметила Елена родному папе.

– Её ещё долго будут показывать, – махнул он рукой в ответ.

Папа Алёны всегда работал, а в свободное от работы время занимался спортом и ходил с мамой в лес за ягодами и грибами. К сожалению, он был немного суховат, поэтому не всегда точно чувствовал момент. Так, как-то зимой, когда уже начинало темнеть, они шли вдвоём от бабушки Иды к дому бабушки Тани, что в городе Стаханове. Алёна знала дорогу наизусть и начала немного отрываться, а папа почему-то взволновался и сразу настучал дочке по голове. К счастью, Алёна была в меховой шапке.

Папа, это всё -полнейшая ерунда!

Я ведь знаю дорогу сама!

Из материнского воспитания Алёна не помнила ничего, кроме коротких фраз про иждивенство и честь, а также более длительных периодов безмолвного бойкота, если Алёна делала что-то в разрез с этими мамиными установками. Диалог у мамы складывался только с теми людьми, которые признавали её авторитет. Со всеми остальными отношения не складывались.

Мама оставалась для Алёны нераскрытой книгой. Может быть потому, что она всегда была на работе. Дочь помнила её в строгом кожаном пальто по фигуре, как у чекистов^>42, но только с гладким норковым воротничком. Из детства сохранились два ярких воспоминания – как она задорно катала Алёну на санках по мартовскому снегу после похорон прабабушки Маруси, и как бежала на встречу вниз по лестнице, что в доме на проспекте Ленина. Оба кадра были сделаны в Стаханове, куда мама возвращалась в отпуск или по семейным причинам с далёкого Севера.

Мама Алёны, тоже Лена, росла без отца. Служив танкистом во время Отечественной Войны 1941–1945 годов, Митя попал в немецкий плен, а по возвращении на Родину в связи с этим, был послан в обязательном порядке на восстановление разрушенного донецкого бассейна