– У вас спички есть?

– Зачем тебе, сестричка? – не понял раненый.

– Чтобы поджечь свечи, – наивно ответила медсестра, окончившая ускоренные курсы.

Другой случай произошел с самой Серафимой. Весной сорок четвертого, когда была снята блокада, и госпиталь реорганизовали в санаторий для выздоравливающих моряков-катерников, Симе дали важное партийное задание – ей поручили разливать вино. От нехватки витаминов и постоянного пребывания возле воды, катерники страдали фурункулезом. Красное вино поднимает гемоглобин, и главврач санатория настоял на том, чтобы в обед морякам давали по сто пятьдесят грамм вина, которое доставили в госпиталь из солнечной Грузии. Это партийное задание Симочка получила после того, как ее предшественница, разливавшая вино три дня, пришла к Никите, госпитальному повару, отвечавшему за выдачу ценного напитка, и, с трудом стоя на ногах, взмолилась, чтобы ее избавили от этой непосильной обязанности. Иначе она сопьется, к чертовой матери!

Никита вручил Симочке высокую мензурку с делениями, и мама принялась отмеривать вино с присущей ей аккуратностью. Когда спиртное, выделенное на этот день, закончилось, оказалось, что двум офицерам его не хватило. Они потребовали от хорошенькой виновницы компенсацию, уверяя, что только поцелуй в губы может заменить им красное вино, столь необходимое для поднятия их гемоглобина. Серафима категорически отказалась повышать гемоглобин обделенным офицерам таким образом. В конце концов вынуждена была согласиться на поцелуй в щечку. После этого она влетела на кухню, где Никита колдовал над ужином, и решительно поставила мензурку на стол: пусть ищут другую сестру, которая будет разливать это проклятущее вино! Никита принюхался к подозрительно раскрасневшейся сестричке, но запаха спиртного не учуял.

– Сколько тебе не хватило? – спросил Никита, узнав, в чем дело.

– Триста грамм! Хотя я очень старалась.

– Не пыли, Серафима, – остановил ее Никита.

Бывалый повар сноровисто взял в руки мензурку.

– Смотри сюда. Когда ты наливала вино, то держала мензурку, наклонив делениями от себя. Вот так, – показал Никита, – Поэтому на каждой порции ты переливала 5-6 грамм. Немного?.. Согласен. Но давай умножим пятьдесят порций на шесть. Что мы имеем?.. Те самые триста грамм, которых тебе не хватило. Теперь, слушай сюда! Завтра сделай вот что…

И Серафима сделала, так, как сказал Никита: она чуть наклонила мензурку делениями к себя. Когда вино было разлито по всем стаканам, у нее осталось триста грамм лишних. Мама честно принесла «остаток» Никите. Он посмотрел на Симу, не понимая, с какой планеты свалилась эта дурочка, но вино взял.

После войны ветераны госпиталя, в котором служила мама – к сорок третьему году она дослужилась до звания старшины первой статьи – каждый год встречались в День Победы. С семи лет, мама брала меня с собой. В семидесятом году, в день двадцатипятилетия Победы над фашистской Германией, я заканчивала десятый классе. В этот год совет ветеранов снял для встречи зал в ресторане парка ЦПКО. За длинным столом собралось человек сто. После первых официальных тостов, встал майор лет тридцати пяти. Мама улыбнулась:

– Витенька.

Я сосчитала, сколько лет ему могло быть в блокаду. Получилось, от силы, семь – восемь.

Витенька поднял рюмку.

– Вы все знали мою маму, Антонину Петровну. Она не дожила до этого дня. Зимой я ее похоронил… Но я – о другом. Хочу рассказать вам о клубнике… За первую блокадную зиму я так ослаб, что уже не вставал – все время хотелось спать. Однажды мама принесла мне целую тарелку клубники! Не представляю, где она достала ягоды весной сорок второго. Мама поставила тарелку на стол и сказала: «– Вставай, сынок, поешь». Мне надо было не только встать, но сделать до стала несколько шагов. И я их сделал… Теперь я понимаю: эта клубника спасла меня… Хочу выпить за мою маму и за вас, мои дорогие.