А я… кажется, в этот момент отключился. Или и прежде видел сон, а только сейчас осознал, что я в сновидении? На какое-то мгновение повисла пауза, а потом все пришли в движение, меня подняли, молча проводили в соседнюю комнату, уложили на жесткую кровать с продавленными пружинами. Больше не помню ничего – только заглянувшее в окно утро.

Проснувшись, я не поверил увиденному, и только по прошествии минуты память повелительно закрыла солнце серыми тучами. В дверь постучали, девушка спросила, спокойно ли мне спалось, ничего не беспокоило – я качал головой, оглядываясь, возвращаясь в новую реальность, – она пригласила завтракать. Вышел, к тому же столу, к тем же сидящим. Будто с моим уходом не прерывалось ничего.

Завтракали вином и салатом, старший еще раз извинился за скудость, но карточки можно отоварить после двух. Мы сейчас вас подбросим поближе к гостинице, но вы понимаете, остановиться рядом не можем. И ехать вам придется в пикапе, Рада и Гор будут с вами, я за рулем.

Они не спешили. Сосредоточенно жевали нехитрую стряпню, запивали хлеб горьким вином, а я вглядывался в лица. Молодое солнце высветлило их, сейчас собравшимся нельзя дать больше двадцати. Они юны, полны сил, они подкрепляются рассветом, искрятся им, вся жизнь впереди, все дороги свободны.

Мы выбрались на порог, старший отправился за руль, крепыш, вечно находившийся за спиной девушки, отворил мне дверь кузова пикапа и первым полез внутрь. Я огляделся. Неприметная хижина, заросшая кустарником, вокруг еще несколько таких же, еще более запущенных. Странным образом место напомнило мне виденное совсем недавно, в пустыне – поглощаемые песком тысячелетние города. Я поежился.

– Здесь давно никто не живет?

– Года четыре, – ответил Март. – Все едут на производство кофе, здесь он не растет. Раньше выращивали фрукты-овощи, но государство платило слишком мало, община разбежалась.

– Одно время пытались ставить кордоны на дорогах, не помогло, – поддержал Гор, – да и сейчас крестьянам запрещено жить и работать в городах. Только на всех охраны не хватает.

Дверь хлопнула, пикап тронулся в путь, подпрыгивая на ухабистой дороге. Один поворот, второй, третий, – я потерял счет времени. Часов не было, дорога казалась то бесконечной, то краткой. Мы, все трое, поместившиеся в контейнере пикапа, молчали. Гор, в самом начале, заговорил об их Армии, всего пару минут, успел рассказать только, что они второе поколение, что первое уже сошло в никуда, да наверное, оно и к лучшему, слушком любили договариваться, слишком верили обещаниям власть предержащих, – а вот они, зубастые, пришедшие на смену, действуют иначе. Я еще вяло поинтересовался, сколько лет Армии. Оказалось, всего три года. До этого она называлась Фронтом национального освобождения, и существовала еще лет пять, а потом пришел Март, и все поменялось.

Наконец, Рада пристально взглянула на него, и Гор замолчал на полуслове. Ехали молча, слушая тарахтение старого мотора. В щели виднелось голубое небо, редкие облачка: величавое спокойствие, которое только и осталось в недостижимой выси.

Пикап раз останавливался по дороге, на заправке, еще полчаса или больше ожидания, и конец пути. Март вышел, помогая выбраться, еще раз попросил извинений передо мной и ЦТП, за причиненные неудобства, за моральный ущерб, за то, что не смогли доставить прямо до гостиницы.

– Будет сеанс связи, обязательно передайте наши извинения, – влез Гор, – а так же самые искренние пожелания долголетнего сотрудничества, они в нас не раскаются ни на…

– Не вмешивайся, – обрезал Март. – Это, по меньшей мере, некрасиво.