В Древнем Китае данный «механизм» («механизм управления социальными процессами») опирался на децентрализованные государственно—властные полномочия должностных лиц и государственных органов и регулировался «в основном, специфическим методом субординации»147. Устанавливал, поддерживал на морально—этическом и религиозном уровне:

Приоритет личностно—мотивированных интересов «отцов—правителей».

Систему строжайшего отбора на должности всесильных чиновников—мандаринов148.

Антагонистическое взаимно—контрольное «равновесие» силовых структур: судебного «ведомства наказаний», чиновного аппарата мандаринов и цензорского контроля; а также, двух типов «военных организаций».

Первооснова его, – трактат «Чжоу—ли», содержит описание ритуалов, жертвоприношений, календари, описание ремесел и бессистемные ситуативные административные указы149, – определяющие: положение граждан и должностных лиц государства (в том числе, – военных чинов); правила вознаграждения; поместного, имущественного или денежного жалованья; штрафов; размер и порядок взыскания податей; объем нормотворческих, распорядительных и судебных полномочий чиновников (иерархию, цели, объем и регион их деятельности). Но, к сожалению, данная Сумма философских концепций, традиций и обычаев не способна заменить единую общегосударственную Систему «правового регулирования».

Одноуровневая Сумма не есть многоступенчатая Система.

Тем не менее, данная компиляция неправовых субъективно-толкуемых (морально-этических) «принципов», безусловно, послужила устойчивым 4-х тысячелетним фундаментом построения обозначенного В.Д.Сорокиным «механизма управления социальными процессами» – основы «неорганичной» социальной системы Древнего Китая.

Общеизвестно, что подобные категории нестатичны и при явном рекомендательном характере оставляют значительную свободу широкой административной интерпретации.

В результате, имущественные права субъектов Китая (в том числе, «военных организаций») повсеместно игнорировались в угоду личным интересам чиновников150. Отсутствие единой судебно—договорной системы защиты имущественных прав очевидно объясняет злоупотребления со стороны не только администраторов, но и со стороны инспекторов, проверявших военные поселения151.

Данный факт, при наличии установленного конфуцианством «отцовского» персонального авторитета чиновников, инициировал и поддерживал «субъективно—административный» произвол. Вариативность выбора чиновниками путей реализации указанных императорами общегосударственных целей зависела исключительно от объема личных, субъективных чиновных привилегий.

Фактически, работа «механизма управления социальными процессами» на протяжении почти всей четырехтысячелетней истории Китая основывалась на принципе, сходном с ленинским принципом «демократического централизма»152, согласно которому центральное руководство партии концептуально обозначало направления развития государства и контролировало их соблюдение. При этом местным органам власти (местным советам) предоставлялась достаточная широта полномочий при реализации общей, единой «Линии партии».

Указанные факторы предопределили неэффективность развития в единой Китайской империи системы судебно—договорных путей защиты имущественных прав, ввиду фактического отсутствия централизованного гражданского законодательства и единообразного судопроизводства. На практике же, как для «военных», так и для «гражданских» организаций устанавливался приоритет единственного и исключительного пути оптимальной «защиты прав» (по сути, – защиты не «прав», а субъективных «привилегий»), – «административно—привилегированная»