Дима направил в сторону площади бинокль и ахнул…

Среди грузовиков с провизией важно расхаживал невысокий увалень и начальствующе таращил свиные глазки.

Сожко Пашка вырядился в черные брюки и рубашку, нацепив поверх тактический разгрузочный жилет альянса, а на каждую руку еще в придачу и повесил повязку волонтера. Напыщенный своим превосходством, он не спеша прогуливался среди грузовиков и отдавал указания таким же прихлебателям, выдававшим пайки гражданскому населению, что свидетельствовало о том, что он среди них главный.

В это время Любовь Анджеевна забрала у него обратно бинокль и продолжила изучить охрану концентрационного лагеря.

Неожиданно снизу послышались чьи-то голоса. Видимо, кто-то из соседей обнаружил инвалидную коляску, которую они оставили внизу. Любовь Анджеевна прижала к губам указательный палец и тихо, как кошка, на цыпочках стала спускаться вниз, пытаясь разглядеть в лестничном пролете обладателей голосов, живо обсуждавших между собой, откуда у них в элитном доме мог взяться инвалид.

Любовь Анджеевна вытащила из-под юбки массивный пистолет и тихонечко взвела курок, но тут голоса, наконец, замолчали и до них донесся звук хлопающих дверей.

Быстренько спустившись, Любовь Анджеевна спрятала обратно под юбку пистолет с биноклем, после чего они сразу же покинули подъезд, направившись в сторону своего убежища вдоль набережной, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, потому что остальные люди шли обратно от центра с пакетами в руках.

Аркадий их визиту не обрадовался, так как слегка дремал, успев с самого утра напиться.

Раненный офицер по-прежнему был без сознания, но уже не стонал.

Через час явился в подвал и радостный Мишка. Он с гордостью показал продукты питания, которые ему выдали как лицу без определенного статуса, пока его личность не будет до конца удостоверена.

Любовь Анджеевна до вечера не проронила ни слова. О чем-то усиленно размышляя, она хмурилась и постоянно морщила лоб.

Только когда Аркадий очнулся и, отведав провизию «освободителей», пришел в себя, Любовь Анджеевна сочла нужным сообщить, что утром они пойдут в разведку опять в том же составе, а если Аркадий вновь зальет глаза, вместо того, чтобы ухаживать за раненным, она сломает ему обе руки…

Ночью выпал снег…

Тяжелая свинцовая туча вытянулась, полностью накрыв собой город. Солнечный свет с трудом пробивался сквозь ее плотную завесу, отчего казалось, что сейчас не девять часов летнего утра, а поздний зимний вечер.

При этом туча периодически ходила бурунами, сопровождавшимися короткими вспышками разлапистых молний.

Дрожа от холода, Дима толкал впереди себя инвалидную коляску, отчаянно стараясь не поскользнуться и не упасть. Подошва щегольских туфлей из запасов Аркадия совершенно не хотела сцепляться с припорошенным мелким снегом асфальтом, отчего ему казалось, что его ноги живут какой-то своей, доселе тщательно скрываемой от него, жизнью.

Рассуждая о том, что они правильно сделали, решив не брать в эту вылазку с собой Мишку, Линевич любовался угрожающей красотой тучи и в который раз старался не думать по поводу смерти своей Оли и их, так и не рожденного ребенка.

Почерневшие от жары листья деревьев и обгоревшие витрины разграбленных магазинов, которыми когда-то славилась центральная улица Бреста, резко контрастировали на фоне белого колючего снега. Редкие прохожие, зябко кутаясь в теплую одежду, спешили в сторону центра города к пункту выдачи питания.

Помимо погоды в городе изменилась и обстановка…

Агитационных машин на дорогах не было.

Закрытые военные грузовики Демократического альянса, деловито урча в унисон друг другу мощными двигателями, нескончаемой колонной шли в сторону выезда из города на север.