А у самого кошки на душе скребли. Она развеселилась, что дед не обижается, стала прыгать вокруг фонтана, как раньше. Юра спросить хотел, от чего Шарль-Перро должен ее охранять, но решил не тормошить лишний раз.

– Викусик, а ты клади на всех прибор! – Б. взмахнул громадной кружкой, расплескав чай на клеенку. Нарисованные виноградины раздулись, будто на них навели лупу.

Было начало лета. Солнце лепилось к жирной плите, вокруг конфорки обмотался темный волос. Мама говорила, что кухня с наступлением весны станет больше и светлее, но получилось наоборот – стало видно все, что не освещала лампочка. Мусорное ведро стояло в липком желтом кольце, рядом валялась кошачья миска с исцарапанным дном. Над раковиной отпала часть кафеля, и голые квадраты темнели, как дырки из-под зубов.

– Да как! Семен Иваныч говорит, работать некому. Я сама виновата, в последний момент отпуск попросила…

– Да этот Семенываныч тебя за дебила держит! Сам путевку на море дал, а потом – ой, работать некому? Небось, своего сыночку-жирдяя отправить хочет вместо тебя.

– А какой прибор надо класть? – спросила я, потянув маму за рукав.

– Надюня, это просто…

– Да вот этот, балда! – гаркнул Б. и с внезапной нежностью похлопал себя между ног. Мама залилась краской и слабо ткнула его в плечо.

Я уткнулась в тарелку и стала гонять по краю склизкий комок манной каши. Б. так гордо хлопал себя, будто там у него был барометр или микроскоп. Дома в коридоре висел барометр, и мы с дедушкой обязательно смотрели на него, когда поднимался ветер. «Так…Семьсот сорок миллиметров…» – начинал он. «Ртутного столба!» – заканчивала я. Мне ужасно нравилось, как учено это звучит. «Свистать всех наверх! Готовимся к дождю!» – заключал дедушка, и мы бежали строить шалаш из подушек, которые бабушка только разнесла по местам.

Через две недели мы поехали в Египет. Там было море, и оно представлялось мне большим, голубым и теплым. «Едем на море! Едем на море!» – вопила я, пока автобус подвозил нас к боку самолета. Крылья самолета блестели на солнце, как плавники гигантской рыбины.

– Он похож на летучую рыбу! – сказала я маме, тыкая на крылья. – Я видела такие в энциклопедии. Они выскакивают из воды, расправляют плавники и летят.

– Здорово, – нервно ответила мама, – надеюсь, полетит он подальше, чем рыба…

– Викусик, в этой бандуре все до миллиграмма рассчитано! – Б. стоял в дверях с огромной сумкой и при каждом повороте толкал ею всех вокруг. Старушка цыкала, присев на чемодан, лысый дядька делал злое лицо, но никто ничего не сказал.

Лететь было весело. Понятно, почему дедушка хотел стать летчиком – дома внизу маленькие, как пряничные, куда-то бегут речки, едут крошечные машинки, и за секунду можно пролететь целый город. Наверное, чувствуешь себя королем земли.

По выходу из самолета на нас накинулся горячий ветер. Дышать стало жарко, в нос забились песчинки. Мама спускалась первой, прикрывая лицо шелковым шарфиком, а Б. неожиданно поднял меня на руки. Руки у него были жесткие, пальцы короткие и костистые. Сидеть было неудобно и горячо. Видимо, он и правда боялся меня уронить, потому что плотно прижал ладонь к моей попе.

Машина затормозила у нашего отеля, лязгая всеми железками и трясясь, как старикашка. Воздух на этой улице был жарким и мутным, будто кто-то кипятил под ней чайник. Под козырьками стояли продавцы с огромными мешками, потирали красные шеи и перекрикивались на страшном фыркающем языке.

В нашем номере было две комнаты и маленькая кухня. Пахло чем-то сладковатым, повсюду висели фотографии пирамид в блестящих рамках. Я никогда раньше не была в гостинице и решила с разбегу прыгнуть на кровать – так обычно делали в фильмах про отпуск. Кровать оказалась совсем не такой, как в фильмах. Она ударила меня жестким матрасом, а потом уколола сбоку щепкой. Я обиженно ткнула кровать в ответ, скатилась на пол и побежала к маме.