– В самом деле. Скажите мне, а где, по вашему мнению, можно искать эту кукушку в гнезде ЦРУ?
– Понятия не имею.
– Доктор Харпер?
– Полностью согласен. Шансов нет. Это означает прикрепить наблюдателей за несколькими сотнями служащих этого здания, сэр…
– А кто будет наблюдать за наблюдающими? Ведь вы именно это имеете в виду?
– Вы прекрасно меня поняли, сэр.
– Увы, – Адмирал залез во внутренний карман, вытащил оттуда карточки и протянул их Бруно и Ринфилду. – Если я вам понадоблюсь, позвоните по этому телефону и попросите Чарльза. Еще раз сожалею, но ваши рассуждения, Фосетт, верны. Другого объяснения не придумать. Тем не менее, этот секрет должен быть в наших руках. Надо придумать что-нибудь хитроумное.
– Ничего другого не придумаешь, сэр, вздохнул Фосетт.
– Ничего другого не придумать, – согласился Харпер.
– Ничего другого не придумаешь. Или Бруно или ничего, – кивнул Адмирал.
Фосетт покачал головой:
– Бруно и цирк, или ничего.
– Посмотрим, – Адмирал внимательно взглянул на Ринфилда. – Скажите, считаете ли вы эту фантастическую идею реальной?
Ринфилд поднял стакан с бренди. Он уже успокоился и его рука больше не дрожала.
– Честно говоря, нет.
– Я вас понимаю. Могу ли я считать, что вы переменили свою точку зрения?
– Не знаю. Сейчас я ничего не знаю, – он отвел взгляд в сторону. Бруно!
– Я готов, – голос Бруно был ровным, без оттенков драматизма.
– Если я поеду, то поеду один, Пока я не знаю, как я туда попаду, не знаю пока, что буду делать, когда попаду туда, но поеду.
Ринфилд вздохнул. – Пусть будет так, – улыбнулся он. – Мужчина должен быть твердым в своих поступках. Новоиспеченный американец пристыдил американца в пятом поколении.
– Благодарю, мистер Ринфилд, – Адмирал с любопытством взглянул на Бруно. – Вам тоже спасибо. Скажите мне, что заставляет вас ехать туда?
– Я уже говорил об этом мистеру Фосетту. Ненавижу войну!
Адмирал ушел. Доктор Харпер тоже. Ушли Ринфилд и Бруно, а Пилгрима унесли: в трехдневный срок он будет похоронен со всеми почестями, но о причине его смерти никто не узнает. Обычное явление среди тех, кто занимается разведкой и контрразведкой, и чья карьера неожиданно подходит к концу. Фосетт мерил тяжелыми шагами комнату, когда зазвонил телефон. Он мгновенно снял трубку.
Голос в трубке был хриплым и испуганным.
– Фосетт? Фосетт? Это вы, Фосетт?
– Да. А кто это?
– Не могу сказать по телефону. Вы, черт побери, отлично знаете кто, голос настолько дрожал, что его невозможно было опознать. – Ради бога, приезжайте сюда, случилось нечто ужасное!
– Что?
– Приезжайте! – умолял голос. – И, ради Бога, один. Я в своем кабинете, в цирке.
Телефон замолчал. Фосетт потряс трубку, но без успеха. Он бросил трубку, вышел из комнаты, запер за собой дверь, добрался на лифте до подземного гаража и направился к цирку.
Цирковая иллюминация, за исключением подсветки, была погашена – было уже поздно. Фосетт вылез из машины и направился к зверинцу, где у Ринфилда был маленький кабинетик. Здесь было достаточно светло. Кругом не было никаких признаков жизни, что весьма удивило Фосетта, но он тут же сообразил, что ни один здравомыслящий человек не будет находиться среди слонов и львов. Не потому, что их трудно заставить слушаться, но и просто находиться рядом с ними весьма затруднительно. Почти все животные лежали и спали, и только слоны, спящие или нет, стояли, привязанные за одну ногу, постоянно раскачивались из стороны в сторону, а в одной большой клетке без устали метались 13 тигров и без всяких причин рычали.
Он направился к кабинету Ринфилда, но потом в недоумении остановился, заметив, что в его единственном окне не было света. Фосетт подошел и толкнул дверь. Она не была заперта.