Если так рассуждать, то и серая сторона существует, получается. В ней-то я и погряз. Работа, одинокая квартира, дела-дела сторонние, ни друзей, ни подруг. Дома только компьютер, постель и еда. Серая часть, аморфная и совсем безжизненная в каком-то смысле. Как старая панелька среди ярких новостроек. Побывать в чем-то лучшем и светлом – это не может быть целью. Лишь грустная мечта. А вот побывать у её антагониста не хочется никак. В детстве ещё боялся алкашей со двора, которые постоянно орали что-то, дрались, некоторые под скамейками спали среди пустых пивных банок. Видел их тогда и понимал, что это ужасно, жить так нельзя. Наверное, окончательно поехавшим стану, если действительно придётся столкнуться с таким снова. Выходит, что мне остаётся только одно – это жить в своей серой гамме.

Красивая ночь. Печально только, что такая тоска в голову лезет. Хватит на сегодня, можно разворачиваться домой.

Павел и не заметил как во время своего монолога опустил глаза, смотря себе под ноги. Он снял капюшон, поднял взгляд и увидел метрах в двадцати перед собой крайнюю скамейку аллеи, одиноко освещаемую светом фонарного столба. Павел спокойно приближался к этому деревянному Титану Одиночества – «Вот её обогну и в обратную сторону пойду, к дому».

Блёстки-снежинки, зависшие в воздухе, к этому моменту уже исчезли. Температура как будто резко упала градусов на пять. Волшебство покидало Павла, Фонарку и эту беззвездную тихую ночь. Происходило это хоть и медленно, но довольно ощутимо, поэтому парень немного ускорил шаг. Подойдя к скамейке, Павел почему-то остановился и молча уставился на неё, а потом вскинул взгляд к небу:

– Холодает, но да ладно. Провожу эту ночь, посижу хоть минут пять ещё.

Он натянул рукав куртки до пальцев, смахнул снег со скамейки и осторожно сел на её край. Штаны на нём были демисезонные, не утеплённые для зимы, так что отморозить пятую точку можно легко, если усесться на холодную поверхность сразу всем тазом. Заболеть и из-за этого тратиться на лекарства парень не хотел, поэтому решил хоть и задержаться, но без фанатизма.

Теперь он просто одиноко сидел на холодной скамейке где заканчивается Фонарка и смотрел в небо, провожая блёстки в их незримый волшебный мир. Звёзд не было видно, ночные темные облака закрыли их своими массивными телами, Павел смотрел вверх как будто просто символически, ведь вместо неба над ним повисла черная тьма. Лишь фонарный столб, стоящий рядом, разливал свет над скамейкой и чуть дальше неё.

Павел опустил взгляд и смотрел перед собой. Он окинул взглядом стену леса, такую же чёрную как и небо, будто до этого её не было видно. Лес всегда неподвижно охранял Фонарку, очень тесно прилегая к её краям слева и справа. Начиналась же аллея с окраин города, пролегая между двух старых панельных домов, а заканчивалась небольшим озером, в котором летом купались и жарили на берегу шашлыки. Деревья в лесу были высокие и редкие, относительно чащи, которая была где-то в его глубине, спустя пару километров. Но в ночи, когда свет дарил только фонарный столб, холодный лес казался огромной единой стеной без входа и выхода.

Подул лёгкий, но очень холодный ветерок, который прогнал остатки блёсток, превратив эту ночь во что-то обычное. Волшебство ушло.

Павел поднялся со скамейки, всё также смотря на стену леса. Он огляделся вокруг. «Прощай, ночь волшебная» – подумал парень и уже начал поворачиваться в сторону дома, как вдруг заметил что-то у края дороги.

Каждое утро на аллее дворники убирали снег. Они двигались от правой лесной грани к левой, упёршись лопатами в дорогу. Снег собирался кучками на их широких скользящих лопатах. Дворники сдвигали весь снег к левой части аллеи, аккурат где заканчивалось мощенное покрытие. В течение дня убранный снег приобретал гладкую округлую форму, проседая под собственным весом, поэтому зимой по левой стороне Фонарки пролегал как бы низенький сугроб, растянувшийся от начала аллеи до её конца.