– Так вот, – шептала ему пустынница, делая глубокий вдох, от которого грудь поднялась еще выше и показалось алое полукружье ареолы соска. Дэн сглотнул. – Так вот, я говорю отцу, что за пустынника никогда не выйду, не хочу провести жизнь, рожая детей и вышивая скатерти. Буду ждать какого-нибудь свободного данторца, пусть увезет меня в большой мир, покажет, чего стоят настоящие мужчины-воины. Ты же воин? – пальчик голубоглазой, черноволосой соблазнительницы скользнул в распахнутый ворот комбинезона.

– Нет, – кротко возразил Дэн.

Ресницы над синими глазами озадаченно распахнулись.

– Но когда-нибудь станешь… – после секундного замешательства продолжила пустынница.

– Тебя… вас… как зовут? – попытался вернуться к спасительному этикету Дэн.

– Я Техса, милый, цветок полуночи. Лучше всего моя красота видна при свете луны. Которая взойдет через полчаса. Давай поднимемся на балкон, я покажу тебя самый красивый вид на ночной город, поверь, его ты запомнишь на всю жизнь.


Парень бросил взгляд на спутников, все они были сосредоточены на самих себе. Ларс, похохатывая, рассказывал какую-то историю Временщику Тарну и периодически лупил кулаком по столу так, что посуда от легкого дребезжания переходила к оркестровому грохоту. Государственников атаковала группа молодых женщин, которые смеялись, соблазняли блеском белоснежных зубов между розовых влажных губ, пьянящим запахом распущенных волос, обнаженными округлыми руками и нежными шеями. Клеус и остальные невзрачные держались изо всех сил, стараясь холодностью и хорошими манерами перебить напор и опыт. Девицы явно были профессиональными соблазнительницами.


– Кхм… Техса, давайте… пройдемся, пожалуй, – сдался Дэн. Ему не терпелось оказаться в сумраке ночи, который скроет его смущение, и позволит наконец-то оказаться на расстоянии от горячей женской плоти, мучавшей его воображение все больше. Ожидания оказались напрасны – на балконе, вид с которого на город и сиреневую в свете луны пустыню и впрямь оказался великолепным, он был прижат к парапету и потерял всякую способность сопротивляться. Уже через минуту Дэн обнаружил, что страстно целуется с решительной брюнеткой, а его руки изучают упругое тело под шелковой одеждой.


– Я прошу прощения, – раздалось рядом легкое покашливание, – я дико извиняюсь, Дэн, – нарочито покаянный голос Ларса был сродни ледяному душу. Юноша отпрянул от спутницы и стал лихорадочно приводить в порядок одежду.

– Сынок, – как ни в чем ни бывало, продолжил Ларс, – нам пора. Не забудь про хорошие манеры и попрощайся с девочкой…

– Техсой, – смущенно пробормотал Дэн.

– Да, Техсой. Чудесное имя! Жаль, что вы больше не увидитесь, но есть же данторская почта в конце концов. Госпожа? – Ларс слегка поклонился, затем шагнул к племяннику, крепко взял за локоть и потянул к лестнице мимо раздосадованной девицы, которая в этот момент была похожа на кошку, у которой отняли мышь.

– Мы уже улетаем? Тарн готов?

Лицо Лестра, освещенное взлетными огнями полосы, было мрачным.

– Улетаем. Без Тарна. – Ларс с силой потер ладонями лицо. – Это я, дурак, виноват, поздно заметил.

– Что случилось? Где Клеус со своими? Разве мы можем улететь без временщика?

– В дартолете Клеус. А временщик этот вовсе не временщик. Нас просто развели. Ты же помнишь про «воду не пить, женщин не трогать, гостям не рады»? Мне сразу показалось странным, что нас встречает это пьяное чучело. Болтовня, пир, женщины. Нетипично для пустынников. Знаешь, чем я занимался эти несколько часов? Прыгал как блоха, избегал ответов на вопросы – что случилось на самом деле между Данторским миром и миром Галагоса. По правилам – никаких вопросов, временщик слепо доверяет посланникам и понимает, что его власть мимолетна, да и не власть это вовсе, а муляж. Посидел в правительственном зале, посох Правителя передал – и домой. Хорошо еще Клеус заставил выпить настойку корня антигуса – после него никакая сора и никакой яд не берут. А то бы я разболтал все, чего даже не знаю. Спасители Дантора, ети его с кочерыжкой! – Ларс с силой ударил кулаком по борту дартолета.