– Да брось, – брат перепрыгнул через лужу. – Как бог управит, так и будет. Вон, забегаловка, – он указал рукой на другую сторону улицы, – давай на огонёк туда заглянем, на ход ноги.

– Давай! – с удовольствием согласился я. – Заодно Лёлика покормим, – а то уж извёлся весь от голода, аж с лица сбледнул.

Николаев сын, Леонид, действительно, чуть-ли не изображая голодные обмороки, любил, я бы даже сказал, очень любил побаловать свой животик. Иногда, я несколько раз замечал данное действо воочию, он ласково поглаживал своё мягенькое брюшко правой рукой по часовой стрелке, словно убаюкивая и уговаривая потерпеть.

Забегаловка оказалась то-ли шавермой с алкогольным прилавком, то-ли алкогольным прилавком с шавермой в качестве дополнительной опции. Но, в общем и целом, судя по благостному виду предвкушающего трапезу Лёлика, зашли мы по адресу.

После размещения за столиком и заказа пищи, я подошёл к алкогольному прилавку и дабы не привлекать излишнего внимания договорился за четыреста рублей на спиртосодержащую бутылку воды. На редкость доброжелательная продавщица, разулыбалась, согласилась помочь и даже сама с помощью заранее приготовленной воронки налила прозрачную жидкость в пластиковую емкость, выделила нам пару стаканчиков и подмигнув, пожелала приятного аппетита и дальнейшего, так сказать, времяпровождения.

День заиграл новыми красками!

Новая Голландия впечатлила громадьём построек и почти полным отсутствием распивочных заведений. Но мы не переживали, на момент посещения Голландии у нас ещё с собой было. Повторно наполненная услужливой продавщицей шавермо-алкогольного заведения лимонадная бутылка ещё зазывно побулькивала жидкостью в сумке, легкий хмель благостно расслаблял и успокаивал нервы.

Мы никуда не торопились и разговаривали беседы. Потом случился Военно-морской музей с разнообразием разнокалиберного вооружения, незабвенным ботиком Петра и женскими ликами галеонных фигур. И вот наконец – «дело было вечером, делать было нечего», мы устроили привал в столовой № 1 на Невском проспекте, и с удовольствием, поскольку своего рода «лимонад» окончательно был выпит, распивали наркомовские 100 грамм, отшлифовывая весь этот праздник светлым пивом.

Дети Николая, устав ждать окончания не в меру затянувшегося банкета, созвонившись со своей мамой, супругой Коли Михалыча Изидова, Катериной, уехали к дому своим ходом. Брат их безропотно отпустил, пробурчав, что они уже мол сами с усами и переживать здесь пустое.

И вот, неспешно вкушая вареные сосиски с салатом «Оливье», я сквозь высокий запотевший бокал с пивом, наблюдал за бесконечностью людского потока за стеклом.

Наше окно располагалось в удобном углу и выходило как раз на зебру светофорного перехода примыкающей к Невскому проспекту улицы. Брат восседал с левой стороны и старательно дожёвывал свою вкусную, с коричневым неровным мазком ядрёной горчицы, розовую сосиску.

Всё было как-то удивительно правильно, я чувствовал что именно сейчас так и должно всё происходить. И эта столовая, и брат сбоку от меня, словно застывший во времени, с нанизанной на вилку недоеденной сосиской, пиво, рядом с прозрачными стопками, на столе, салат «Оливье» – всё это жизненное и обыденное находилось в том самом ускользающем в прошлое миге – «здесь и сейчас». В том самом «здесь и сейчас», что искромётно всплывает в воспоминаниях и знаменует неким значимым, нестираемым временем, триггером событийный ряд памяти, иными словами – является своего рода надписью на ящичке в картотеке памяти. …

Я наблюдал и люди шли, разные люди, мужчины и женщины, дети. Люди совершенно не выглядели напряженными или опечаленными житейскими проблемами. Это казалось удивительным. Жители воюющей с коллективным западом державы, если их концентрированно экстраполировать на этот бесконечный ход разнообразных судеб, двигающихся по переходу, не были ни несчастными, ни подавленными. Разнообразие одежды, разных расцветок и фасонов, поражало воображение. Люди улыбались и своим поведением подпевали действительности. Они конечно же не идеально-разумные, не логически выдержанные, как помню, однажды выразился мой однокашник, они носят в себе сонмище собственных ошибок и переживаний, не замкнутых контуров реальности, а у кого сейчас замкнутый контур, днём с огнём не сыщешь такого индивидуума, такие люди теперь в основном пенсионеры трудной судьбы, пережившие многое и обладающие достаточным интеллектом дабы уловить замкнутость бытия, или священники – настоящие, духовновыросшие мужи, наблюдатели способные повлиять на духовное мироощущение человека.