Стоп!

Как я сразу не подумал об этом?! Меня ведь, по всем раскладам, чтобы память быстрее вернулась, сразу же домой отправят, под бочок жены, а в нынешнем положении дел вроде как моей матери, получается.

Черт! Что же делать? Как быть? Мне никак нельзя в Союз. Что я жене, а точнее маме, скажу? Типа я не твой муж, я – твой сын в теле твоего мужа? Бред! Никто в здравом уме не поверит в подобный бред, тем более женщина, чей мужчина вернулся из загранкомандировки. Скорее всего, она решит, что муж «морозит» ее, потому что подцепил за границей что-то венерическое и неизлечимое.

Так что же делать?! Домой к жене, а точнее, к своей матери, мне никак нельзя. Тут ведь дело еще и во мне, ну, во мне, которому сейчас три года. Я ведь всю жизнь слышал от матери, какой отец был хороший, что надо брать с него пример и так далее. Мать всю жизнь отца любила, хранила ему верность и меня воспитала соответствующе. А если я сейчас завалюсь домой, то все испорчу к хренам собачьим. Как бы это жестко ни звучало, но моей маме лучше думать, что ее муж погиб в командировке, чем свыкаться с мыслью, что в теле ее мужа живет теперь ее сорокапятилетний сын.

Короче, в Союз мне сейчас никак нельзя, по крайней мере в качестве Петра Андреевича Котова.

Пока размышлял над всем этим, стоял в дверном проеме, смотря в никуда. Есть у меня такая привычка – во время размышлений залипать к косяку и стекленеть взглядом. Люди, видевшие меня в этот момент со стороны, утверждают, что при этом выражение моего лица довольно кровожадное. Дескать со стороны ты, Григорий Петрович, похож на серийного убийцу, который размышляет, как бы ему половчее расчленить очередную жертву. Родные к этой особенности моей мимики давно привыкли, а вот те, кто сталкивается с этим впервые, частенько испуганно охреневают.

– М-ммы-ы, э-э-э, – в ужасе замычал чернокожий слуга и вновь заплакал, – не надо, господин, не убивайте меня!!!

– Чего? – скривился я. – Паспарту, с чего ты решил, что я хочу тебя убить?

– У вас лицо сделалось страшное.

– Не обращай внимания, – отмахнулся я. – Задумался просто. Кстати, о твоей судьбе задумался. Я вот укачу к себе на родину в Союз, а ты тут останешься. Что думаешь делать? Надо же как-то спрятаться от товарищей этого типа, – ткнул я указательным пальцем в сторону мертвого мужичка – сам понимаешь, что англичане теперь тебя искать будут.

Лицо мертвеца, кстати, совсем потемнело, стало цвета баклажан. А вот интересно, если этот парень был британский разведчик или их агент, то, к примеру, в другой реальности, где он должен был выжить, он тоже умер или нет? И как вообще повернется время в связи с тем, что я вселился в тело своего отца, а вот этот англичанин умер? А вдруг в будущем он должен был стать видным британским политиком или военным?

– Где я буду прятаться?

– Да, или ты планировал вместе со мной улететь в Советский Союз?

– Нет, – отрицательно замотал головой негр, – я не хочу в Союз, у вас там холодно.

– Это да, в России холодно, – довольно хмыкнул я, – не то что у вас.

В гостиничном номере было душно, видимо, сейчас не время сезона дождей, потому что за окном солнце шпарило изо всех сил, а на небе не было ни малейшего намека на облачко.

– У меня брат служит во Французском Иностранном легионе, меня к себе звал. Я к нему поеду.

– Французский Иностранный легион?.. – задумался я.

А что, это идея! Точно! Как же я сразу не догадался. Надо записаться в Иностранный легион, выправить себе новые документы, оттянуть первичный контракт, а там и решить, как дальше жить: спасать или не спасать Союз. В общем, отличная идея! Деньги на первое время есть, военный опыт у меня за плечами ого-го, французский и английский язык знаю, так что не пропаду!