Я с ним не спорила. Ведь в кого он превратился с того памятного дня. Моя большая еврейская папа!

Я решила ждать терпеливо, не дергаясь. Привыкла к шуму офиса, слушала, как булькает вода в кулере. По этому звуку научилась не глядя определять, сколько в нем осталось воды.

Амуры под потолком в офисе, даже они перестали смотреть на меня. Я и моя бледная тень чаще всего зависали в переговорной с кофемашиной. Сидела с прямой спиной, дополнение к стулу, блуждала в интернете до опупения. И однажды при мне с верхней полки шкафа упала целая стопка жестких папок с договорами.

Прямо у меня за спиной. Ни с того ни с сего. Разом несколько увесистых папок, а следом договоры – водопадом. Я так испугалась, чуть пароль от смартфона не забыла.

На полу небольшой курган из писчей бумаги, а я думаю, что за мистика?! Решили сами свалиться? Почему? Это какой-то знак! Думала, что за знак? Ничего не придумала и стала собирать бумаги с пола. Заодно и привела почти весь шкаф в порядок. Но когда пыталась открыть застекленную его часть, в переговорную вошел энергичный Геныч.

– Что ты делаешь? – спросил он с порога. С подозрением спросил.

– Да вот. Документы упали. Я всё по местам расставила.

– Это правильно. Очень правильно, – повторил Геныч. – Но только зачем сидеть в тех местах, где документы в полном порядке находятся? Ты ведь шкаф стулом задела.

– Я… как-то автоматически, – ответила я и подумала: как он понял?

– Автоматически не надо, – сказал Геныч, – Надо вдумчиво. Вдумчиво надо.

После бессмысленного наставления я вдруг поняла, что за мной следили. Всё это время! И сейчас следят! Медленно подняла взгляд к потолку. Вот тебе и амуры. Камера в каждом глазу!

А я вела себя с ними так неуважительно.

Дело было перед сном. Ира сидела со смартфоном. Миша подсел рядом и начал расстегивать пуговицы на ее кофточке одну за другой. Но не быстро, с паузами, как бы случайно. И она в другие моменты этого как бы не заметила бы, но сейчас сказала:

– Не надо.

Миша искренне удивился:

– Почему?

– Вообще секса не хочется, – Ира пожала плечами.

– Это на тебя не похоже, – улыбнулся Миша. И не только улыбнулся. Но Ира демонстративно отсела подальше:

– Руки убери.

– Да что случилось-то?

– Я мать теперь.

Миша усмехнулся, приняв это за шутку:

– Да какая ты мать!

– Временная, – она говорила со всей серьезностью, – а ты отец, между прочим. Временный.

– Никакой я не отец! – Миша встал. – Ни временный, никакой!

– Во-о-от! Пока ты не поймешь, как всё серьезно, секса не будет.

Говорила она это Мише даже не материнским тоном, а тоном Ангелы Меркель. Миша настолько удивился, что поначалу не понял, что ему ответить. Помолчал, а после сказал:

– Серьезно?

– Да. Всё очень серьезно, – сказала Ира.

– Нет, я спрашиваю, ты серьезно про секс?

Она кивнула:

– Абсолютно.

– А мне и не нужно было ничего, – Миша высоко поднял подбородок.

– Ну и отлично.

– Ну и пожалуйста.

Помолчали, не зная, как выйти из тупика. Потом Миша спросил:

– Заметила у Вани разные глаза?

– Ага. Очень красивый мальчик.

– Отличительный знак, – сказал Миша. – Как у Дэвида Боуи. Правда, он умер уже.

Хлоп. И на щеке у Миши снова появилось красное пятно. Ира дотянулась как-то до его лица, не вставая с кровати.

– Хватит меня уже бить! Взяла моду!

– Я хотела секса, – сказала Ира. – Но сейчас тебе точно не дам!

– Ты что, правда хотела?! – искренне удивился Миша.

– Не скажу. Вот мучайся теперь!

Мучения мои закончились неожиданно быстро, как обеденный перерыв на тяжелой работе.

Геныч вызвал меня к себе. Хлопотал и лицом и руками, словно был мне чем-то обязан:

– Короче, Юля, Юленька… Да ты присаживайся.