Улица закончилась, и он вышел на маленькую площадь. В прошлый раз, когда опер и дед под охраной вели его к сельсовету, осмотреться времени не было. Теперь же он остановился под раскидистой липой и стал внимательно разглядывать деревенскую достопримечательность. В центре стоял памятник Ленину. Справа и слева от него были разбиты небольшие клумбы, на которых ещё ничего не цвело, зато набирали силу сорняки. Небольшой памятник был выполнен в «классическом» стиле. Одной рукой вождь пролетариата что-то удерживал в кармане брюк, другая была вытянута в том направлении, в каком, по его великому замыслу, должен был идти русский народ. Однако в той стороне, куда уверенно показывал вождь, солнце уже зашло, и оттуда же надвигалась холодная темнота.

Возле сельсовета на двух массивных столбах висела доска объявлений, а немного поодаль стоял ряд щитов наглядной агитации. О чём она сообщала, какие висят объявления, Анатолий решил посмотреть позже. Магазин, спрятавшийся в тени трёх могучих, уже распустивших листья дубов, он обнаружил справа, в начале другой улицы на противоположной стороне площади. Анатолий направился к нему.

Торговое заведение было ещё открыто, дверь – распахнута. Старая вывеска сообщала, что магазин принадлежал какому-то сельпо. Многие буквы, видимо, от обилия попавшей влаги расплылись или же напрочь скрылись под ржавыми водяными пятнами. Крыльцо от времени покосилось, и под провалившуюся сторону были подложены два гладких валуна. Анатолий ступил на крыльцо, оно жалобно скрипнуло, и подгнившие доски опасно прогнулись.

В магазине светилась под потолком единственная запыленная лампочка. Подождав несколько секунд, пока глаза привыкнут к сумрачному свету, Анатолий огляделся. Маленькое помещение магазина было разделено на две части прилавком. За ним на стуле сидела пожилая женщина и читала журнал «Крестьянка». Она не оторвалась от чтения даже тогда, когда Анатолий вошел и громко поздоровался, и только что-то буркнула в ответ. В памяти вдруг чётко всплыли магазины в его городе. Они неожиданно опустели, и полки заполнили товары, в принципе, не нужные в хозяйстве. Исчезло оживлённое движение покупателей. Только у гастрономов часами стояли пенсионеры и люди неопределённого занятия, ожидая появления какого-нибудь дефицита или спиртных напитков. Покупателей в то время в основном интересовали хлеб, спиртное и самая нехитрая закуска. На другие «роскоши» жизни, как колбаса, масло, конфеты, у ожидающих надежд уже не было. Эти «излишества» до гастрономов не доходили – они испарялись ещё со складов. Вот и в этом маленьком сельском магазинчике на полках стояли плоские банки тихоокеанской кильки, морской капусты и кабачковой икры. Сквозь стекло запыленных банок виднелись маринованные огурцы и помидоры. По мутному виду маринада в этих емкостях можно было догадаться, что срок годности их содержимого давно истёк. Отделённые самодельной картонной перегородкой от продуктов стояли бакалейные и галантерейные товары. Их ассортимент можно было пересчитать по пальцам: массивные чугунные сковородки, несколько оцинкованных вёдер, берёзовые веники с рассыпавшимися листьями и пригодные в хозяйстве только как веники для подметания дворов. Выше, на следующей полке, лежали навалом кроличьи шапки из плохо выделанных шкур, уже при транспортировке потерявшие свою форму и годившиеся только для пугала в огороде. Несколько рабочих брюк из ярко-синего материала были аккуратно сложены, но их давно никто не трогал с места, и поэтому материал на самых верхних штанах выцвел и резко отличался по цвету от нижних. На гвоздочках были развешены громоздкая деревянная скалка, алюминиевые шумовки с поварёшками и экзотически выглядевшие в век механизации хомут для лошадей и сбруя к нему. Рядом с пригвождённой к стулу продавщицей на деревянном настиле стояли открытые мешки с сахаром и мукой. В убогости магазина они выглядели даже странно.