– Я не знаю, – сказал Егор. Столичные штучки нравились ему всё меньше и меньше.

– В шесть вечера, вместе с Митричем! – Сабина захлопнула дверцу. Егор ничего не ответил, он возвращался к столику.

– Жорж! Не забудь надеть зелёный галстук, он в цвет моему платью! – донеслось до него из приоткрытого оконного стекла машины.

Егор обернулся, но ярко-зелёная «ауди» уже вырулила на проезжую часть.

– Кого она лечит? – спросил Егор у Митрича.

– Медицину.

– Хорош шутить!

– Я не шучу! Она самый последний врач человека.

– Трупорез?

– Трупорез, после обработки больных труподелами! Зато лечит она не больно и жалоб от пациентов не бывает.

– М-да, – протянул Егор, поразившись ещё одному открытию.

– Что она сказала? – спросил Митрич,

– Пригласила нас к себе. Завтра, к шести.

– Так, – Митрич посмотрел на небо. – Завтра с утра идём сдавать документы!

– Почему завтра? Почему с утра?

– Потому, что к вечеру я напьюсь!

– Возьмём сухарика? – предложил Егор.

– Нет! – отрезал Митрич. – Сегодня ни капли!

Вечером, за чаем, молчали. Каждый о своём.

– Знаешь, почему я выключил музыку? – вдруг спросил Митрич.

– Потому что увидел, как я устал.

– Верно! Она-то подумала, что ревную! Самая странная женщина в мире! Между прочим, Сабина Казимировна профессор и член-корреспондент!

– Член чего?

– После похохочем! А пока, запоминай титулы! Ещё один: почётный член Королевской академии!

– Какого короля?

– Великобританского! – с гордостью сказал Митрич.

– И танцует ламбаду в уличном кафе!

– Заметь, совершенно трезвая! Исключительная женщина!

– А почему вы расстались? – в лоб спросил Егор.

– Нет ничего сильнее и глупее алкогольной жажды!

– Ты напился в неподходящий момент?

– Момент был подходящий, но напился не там и не тем! Знаешь же, когда выпьешь и мало, что бывает?

– Ищешь добавки.

– Именно! Повод был хороший, значащий. Её труд напечатали, как не выпить? С радостной вестью я пошёл на кафедру патанатомии. У Сабины были студенты. Ждал окончания занятий в их музее. Знаешь, там всякие уродцы и человеческие органы в банках и колбах?

– И дальше?

– И дальше подошёл к столу, посмотрел. Стоит несколько разнокалиберных банок. Воняет формалином – жуть! До магазина далеко, а Сабина освободится не скоро!

Егор кивнул, понимая.

– Понюхал я эти баночки, пройдясь по музею. В самой мелкой уловил-таки запах спирта! Повезло?

– Повезло.

– Попробовал на язык, порядок! Приложился. Разведённый донельзя, а похорошело! Подождал. Приложился ещё. И ещё. Так до дна и выпил. Двести грамм на полчаса растянул!

– А на дне что было?

– При чём тут дно? Сабина увидела меня в самый неподходящий момент: как раз ставил баночку на место. Вот и всё, – Митрич уронил голову.

– В баночке-то что было?

– Изысканный французский деликатес!

– Лягушка?

– Что ты морщишься? Там была ещё одна баночка спирта с разрезом прямой кишки человека! Хочешь, скажу, где стоит?

– Где? – неожиданно спросил Егор.

– Как заходишь в музей, по левому ряду на второй полке от дальней стенки – третья баночка! Во всех остальных препаратах формалин!

– Вы поссорились?

– Хуже. Она перестала замечать меня. Совсем. Смотрит, как на прозрачную стенку, и всё!

– Что-то я такого не заметил!

– Столько воды утекло! Десять лет, шутка ли? Всё забылось и перетёрлось.

– Тогда вернись к ней! Может, завтра останешься?

– Может и останусь, – сказал Митрич, глядя в пол. – Здесь.

– Почему ты не хочешь?

– Потому что! У нас с нею ничего не получилось. Если не вышло сразу, начинать заново ни к чему!

Больше они не разговаривали. Спать легли раньше. Добираться до академии далеко, а своей «ауди» у Митрича нет.

В помещение приёмной комиссии они вошли вместе. По каким-то соображениям Митрич поменял решение, и друзья прибыли задолго после обеда. Рабочий день заканчивался, студентки-практикантки собирали документы поступающих. Егор с Митричем стояли в уголке и не спешили.