– Я не верю. Это ужасы. Не думай об этом. Мы его найдем. Наш сын жив.
– Давай разведемся! Я сойду с ума! Я убила нашего ребенка!
– Пойдем домой! – Он рывком поднял ее на руки и вдохнул родной запах ее волос.
– Кирюш… нам надо развестись. Мы сойдем с ума. Или я тебя сведу. Максима больше нет. Я себя не прощу. Нам надо попытаться построить новую жизнь по одиночке.
Следующие пять лет он честно сохранял их брак. Водил жену на свидания, развлекал, терпел ее истерики. Она скорбела, то сдаваясь ему, то настаивая на разводе. О новом ребенке разговора они не заводили, оба боялись повторной ошибки. Они не справились, провалив воспитание их ребенка. Дело по розыску Максима приостановили, так как никаких подробностей и обстоятельств выяснить, так и не удалось. Его надежда на поиск сына тлела, то воспламеняясь, то затухая. Он безумно не хотел признавать безысходность их положения. Трупов подростков не обнаруживалось, детей, похожих на Максима, тоже. Следственные органы опрашивали их пару раз и утихли. Его мальчик не мог умереть! Как он мог не поверить Максиму, не посодействовать! Он разве бы не отпросился с работы на несколько дней! Поехать в Москву и сходить в Национальный медицинский исследовательский центр трансплантологии и искусственных органов имени академика В.И. Шумакова! Он же понимал, что это его сын! С его характером! Почему он не понял, что Максим будет искать выход! Обмануть шестнадцатилетнего мальчишку, на придумывав сказок с три короба, раз плюнуть! Кто-то держал Максима в рабстве и заставлял работать! Зачем кому-то маленький мальчик, не способный выполнять тяжелую работу? Он тут же подсчитывал года и убеждал себя, что когда-нибудь Максима найдут. Вера заставляла его жить. Как когда-то Максим верил в донорство для спасения Паши Чижикова. Пять раз они с Машей делали вид, что празднуют новый год, на восьмое марта он дарил жене цветы, но ни у него, ни у неё положительных эмоций не рождалось. Осенью две тысячи пятнадцатого года началась операция вооруженных сил России в Сирии. За ходом военных действий против террористических формирований «Аль-Каиды», «Исламского государства» и «Джебхат ан-Нусра» на стороне правительственных войск и проправительственных военизированных формирований в ходе гражданской войны он следил одним глазом, перещелкивая каналы.
Без глупейшей надежды Кирилл Андреевич спился бы. Но он страшился потерять остатки здоровья. Симптомы нахождения мизерной опухоли в его голове: страшные головные боли, рвота по утрам, судороги, головокружения, двоение в глазах продолжались. Его зрение упало, он надел очки, засиживался допоздна на работе, а Маша закрутила роман. Кирилл подписал ей бумаги на пресловутый развод, еще глубже зарывшись в кабинетные бумаги. Пожелал счастья и всего самого хорошего. Он не знал Васильева Игоря Валентиновича, но встреча создала у него впечатление, что он передавал жену в хорошие руки. Раз-другой он с женой перезванивался. Разрыв, после пяти лет потери ребенка не болел. Кирилл Андреевич не хотел ничего нового, он в себя не верил. Маша хотела счастья, а вместе они шли ко дну. Для них все завершилось. С уходом Маши в течение последующих трех с половиной лет он подводил черту. Жизнь заместителя руководителя управления по государственному контролю, надзору и охране водных биоресурсов по Мурманской области, Архангельской области, Ненецкому автономному округу Североморского территориального управления катилась в преисподнюю, надежда угасла. В текущем году розыск его сына и вовсе должны были прекратить. Он больше не хотел уезжать на юг – у него скопилось десять миллионов, но на них он бы себя лучше похоронил, закопав в землю прямо сейчас.