В деревне дела обстоят иначе… Большие расстояния между дворами подталкивают людей к сближению. Здесь, в деревне, ещё не разучились ходить друг к другу в гости без приглашения, делиться с соседями сокровенным, вместе отмечать радостные и горестные события.


Первым, кому в незнакомом городе я сказала «здравствуйте», оказался дворник дядя Ахмед.

Худой, несуразный, в телогрейке и засаленном фартуке, он ловко орудовал метлой, убирая близлежащую территорию от опавшей листвы.

Моему приветствию Ахмед, кажется, немного удивился, однако, стрельнув глазами из-под шапки, кивнул в ответ. Облокотясь на метлу, он несколько минут внимательно наблюдал за тем, как мы с Пашкой носим вещи в квартиру на втором этаже.

Соседка по площадке позже расскажет, что у Ахмеда большая семья – жена и четверо детей; живут они на съёмной квартире недавно и ни с кем из соседей накоротке не общаются.

Именно с Зоей Ивановной я сблизилась так быстро и непринуждённо, словно знала её с пелёнок.

– Проходи в комнату, можешь не разуваться, только ноги вытри, – Зоя Ивановна убежала на кухню. – Артамошка, займись гостьей!

Артемона дважды просить не было нужды: он закинул на меня лапы, закрутил коротким хвостом, словно пропеллером, повизгивая от неподдельной радости и обнажая жёлтые зубы. Артемону было за что любить меня – я пару раз приносила собаке сахарные косточки.

– У тебя лицо – будто ты проглотила муху. – Зоя Ивановна, как всегда, могла утешить и словом, и делом. – Чего стряслось-то?

Назвать Зою Ивановну старушкой мог разве что полоумный – настолько не подходило ей это определение.

Зоя Ивановна собирала седые, крашеные в голубой цвет, волосы в элегантную причёску, прикалывала к ним кокетливую шляпку; розовой помадой подкрашивала подвижные выразительные губы. Красотка! А какие глаза у Зои Ивановны! Хотя и слегка поблекшие от возраста, но весёлые и выразительные.

Бодрая походка, боевой характер, живой ум – всё это добавляло Зое Ивановне определённый шарм. Если бы в местной киностудии был кастинг на роль «доброй бабы Яги», она непременно досталась бы Зое Ивановне.

– Ну, чего ты сопли развесила?.. Артамошка, поцелуй Юльку.

Пудель с удовольствием исполнил волю хозяйки, слегка при этом переусердствовав…

Лишь одно существо в доме пренебрегало обществом нашей компании – это кот Лёва. Судя по всему, характер он имел нордический, выдержанный и при этом весьма избалованный, а власть над хозяйкой, как и пудель Артемон, имел безграничную. Оба питались с хозяйского стола в прямом смысле слова: Лёвка бесцеремонно спрыгивал с холодильника прямо на стол и, стащив лакомый кусок, удалялся трапезничать. Пудель клал на клеёнку лапы, на лапы – лохматую, в мелких чёрных завитках, морду и придавал глазам такое несчастное выражение, что рука сама тянулась к кусочку колбасы, а после клала этот кусочек в ненасытную собачью пасть…

– Да не расстраивайся ты так!.. Что поделаешь – судьба у детей такая. Государство заботится – кормит, поит, одевает. Не на улице же, в самом деле, живут… Слушай, ты была когда-нибудь в Петербурге?

– Была, только давно, в детстве.

– В Эрмитаже была?

– Была, только плохо помню, а что?

– Юлька, ты кто по национальности?

– Чистокровная русская.

– Нет сейчас чистокровных – все крови перемешались. У меня вот – не кровь, а смесь гремучая.

– Я заметила!

– Хочешь, про себя расскажу?.. Мать (покойница) была финкой, отец – коренной петербуржец. Ещё до войны познакомились, да так в Петербурге и остались. Мать при Эрмитаже техничкой работала, отец – дворником, за это в Эрмитаже им дали маленькую комнатёнку, даже не комнатёнку, а чулан. Представляешь, среди какой красоты я выросла!