Повинуясь тактильной команде, ворота дрогнули и обнажили густую багряно-рыжую чащу, продёрнутую золотыми, словно струи шампанского, лучами солнца.
– Мало похоже на парк… – недоверчиво протянула Вэя.
– Парком это считалось очень давно… Теперь, много веков спустя можно смело называть его лесом.
– Нет, «парк» – гораздо романтичнее, – вмешался я, и напарница со мной согласилась.
– Парк, так парк, – пожал плечами Бон и устремился вперёд.
Простёганный тропинками парк предстал перед нами уютно-очаровательным в своей вековой запущенности. Одно удовольствие было бродить по асфальтовым дорогам, испещрённым морщинами трещин, вдыхать аромат доживающий свой век листвы и услаждать взор палитрой осеннего пейзажа.
Я, довольно стремительный от природы, всеми силами старался приноровиться к неспешному ритму прогулки моей напарницы. Обратив внимание на мой сбивчивый шаг, она с улыбкой заметила:
– Я могу идти быстрее…
– Вэя, не нужно таких жертв…
– Представляете, когда я приехал сюда, все дорожки были скрыты под несколькими слоями старых листьев. Мои ребята всё расчистили…
– Бон, ты так гордишься, словно разгребал всё вручную.
– Да, я гнушаюсь всякой работы… Безделье – моя слабость. Но, согласитесь, для чего иметь деньги и батрачить?
– Так уж и батрачить? – расхохотался я.
– Бон, Вы, наверное, считаете любое движение тяжким трудом? – подхватила Вэя.
– Смейтесь, смейтесь, – снисходительно улыбался Бон. – Я ценен тем, что нахожу своим капиталам приятное и вместе с тем полезное применение. Вот Вы, например, – обратился мой друг к девушке, – видели когда-нибудь грибы?
– Нет. Я даже не представляю, что это такое, – призналась Вэя.
– Тогда позвольте сопроводить Вас в одно удивительное место. Ян, ты с нами?
– Нет, я пас. Если усну, подберёте меня на обратном пути. Кстати, Вэя, не очень-то доверяй этому прохвосту – вовсе не грибы он мечтает показать тебе.
Я выбрал местечко посолнечней, нагрёб под толстым деревом целую охапку и растянулся на пряно пахнущей хрустящей листве.
Загадочная улыбка всплыла на бледном лице Бона. Он подмигнул мне, решительно сжал локоть Вэи и увлёк её по дорожке, стрелой пронзившей гущу парка. В сладко-задумчивом взгляде Бона я прочёл честное желание и уже не сомневался, что мой друг и напарница поладят и закончат сегодняшний день в спальне. При мысли об их единении мягким комом зашевелилась злость на самого себя. Сам виноват! Зачем было строить из себя мудрого руководителя неопытной стажёрки? Меня никто не тянул за язык – «она для меня просто напарница». Сказал бы прямо – добыча моя, но пока сижу в засаде. Так нет же, умничал… Я вспомнил, что обещал Вэе ограждать её от Бона, но она согласилась поглядеть «удивительное место» с такой готовностью, что я усомнился в жизнеспособности её недоверия к моему другу.
Невзрачной наружностью Бон напоминал афериста-сектанта. Того и гляди подкатит светлые голубые глаза и заявит: «Только я знаю, где живёт Бог. Отдайте мне всё, что имеете, и я открою вам Тайну». Но несмотря на сомнительную внешность мой друг редко получал от девушек отказ благодаря бесконечному обаянию и отменному вкусу. К примеру, Бон недолго горевал по поводу своих митонских костяных волос и научился складывать из них прихотливый узор, чем добавил к своему образу выразительный оттенок. Он просто, но хорошо одевался, пользовался дорогими ароматами, был умён, нескучен и весьма не скуп. Единственный недостаток – обжорство – и тот шёл в зачёт его привлекательности у женщин. Бон являл собой красноречивое подтверждение русской поговорки – что в рот полезло, то полезно. Моему другу шло на пользу решительно всё съедобное. Дамы были в восторге, потому что короткий любовный роман с моим другом неизменно сопровождался дегустационной радугой. Разумеется, за счёт Бона. От обилия блюд в силу митонского происхождения мой друг не толстел, но становился чрезвычайно добродушен, что по понятным причинам тоже не являлось недостатком.