Посмотрела в небольшое зеркало на стене. Нам с Милкой всегда говорили, что мы похожи. Волосы светлые, почти белые. У Милки, правда, чуть темнее и последнее время она все больше ходит с каре, тогда как я свои чаще заплетаю в косу, укладывая в шишку на затылке. У Милки кошачий разрез глаз, особенно если подчеркнуть стрелками, что она и делает. У меня более округлые, синие с серыми крапинками. Губы у Милки больше, пухлее. Фигура тоже похожая, разве что у меня чуть больше грудь и тоньше талия, зато Милка выше. Издалека нас могли принять за сестер, особенно со спины. А вот характер был прямо противоположный. Я более спокойная, усидчивая, даже романтичная, а Милка как ветер. Никогда не сидит на месте, вечно ее куда-то тянет. И в отличие от меня мужчин у нее было, не сосчитать. Я-то в свои 22 года еще девственница, о чем Милка меня постоянно подкалывала, называя старой девой. Да, так и есть. Ждала, наверное, большой любви, которая все никак не приходила. Да и некогда было, учеба, подработка, жить-то на что-то нужно. Хорошо, что жилье было, дали от государства. Правда, далеко от места учебы, что проще было в общежитии жить, а квартиру сдавать. Меня это сильно выручало.

У Милки в отличие от меня была семья, в другом городе, но и мама, и папа были, даже брат младший. Я пару раз ездила с ней на каникулы, обычная, хорошая семья, даже завидовала немного. Жаль, что Милка их не особо жаловала.

– Беднота, – говорила она, – Живут, с копейки на копейку перебиваются. Ничего не видят кроме своего завода. Могли бы уехать в Москву, денег заработать.

– Ну, не каждый хочет из дома уезжать, – пыталась я оправдать ее родителей.

– А в нищете жить, хочет? – не уступала Милка, – Так всю жизнь и проживут, доедая свои макароны.

Дались ей эти макароны. Она и в общежитии всегда ругалась, когда я варила спагетти.

– Еда нищих, фуу, – возмущалась она.

– Ничего себе нищих, сейчас и макароны денег стоят, – пыталась оправдаться я, наворачивая на вилку спагетти с сыром, – Вкусно же.

– Ага, ты еще картошку в мундире свари, – морщила красивый носик подруга.

Сама она пыталась питаться правильно, покупала себе креветки, говядину, рыбу. Когда очередной спонсор исчезал с горизонта в ход шел рис, гречка. Но никогда картошка и макароны.

– Дома наелась этого добра, – говорила Милка, – Нужно питаться дорого и правильно, чтобы не привыкать к жизни нищих.

Я только пожимала плечами, мне все равно, что могу себе позволить, то и ем. В Детском доме как-то не до изысков было. Там, что успел, то и поел. Иногда и голодным можно было полдня ходить. А что-то вкусное выпадало так редко, что забываешь, какая еда может быть. Для меня спагетти с сыром были уже изыском, а не кислый борщ без мяса, которым я питалась все детство или пюре на воде с котлетой из хлеба.

А еще я любила сладкое, благо пока фигура позволяла есть торты, пирожные, чем вызывала недовольство Милки, которая всегда сидела на диете.

– Как ты можешь есть это? – рассматривала она меня, как противное насекомое, когда я уплетала эклер с белковым кремом.

– Вкусно, – добродушно кивала я.

– Вот будешь толстой, вспомнишь мои слова.

Так и жили, дружили с самого первого курса. И все равно Милка была моей лучшей подругой. Всегда вместе, всегда рядом. Помогали друг другу, я верила, что она не предаст меня, а я ее. Сейчас, когда я уехала почти на два месяца, подруга, наверное, переживает за меня. Даже позвонить ей пока не могу, связи-то нет.

Снова кинула взгляд на парня, который спокойно продолжал спать. Время уже поджимало, и я решила все-таки разбудить пришельца. Встала напротив него, уперев руки в бока и крикнула: