Утром двадцать первого февраля, в четверг, сразу после завтрака, состоялся предстартовый сеанс связи с Землёй.

– Как самочувствие, «Ястребы»? – традиционно осведомилась Земля.

– Самочувствие нормальное, – ответил Быковский. – Все системы корабля тоже в норме. Готовы стартовать.

– Тут с вами родные хотят поговорить…

Поговорили с родными (жена и дочь Сернана прилетели ради такого случая из США).

Выслушали пожелания быть осторожными, зря не рисковать и поскорее возвращаться домой.

Заверения, что нас любят и ждут.

Даже обещание молиться о нашем скорейшем возвращении, которое дала одиннадцатилетняя дочь Юджина Сернана Трейси – та самая, чьи инициалы её отец начертал в лунной пыли на вечные времена во время миссии «Аполлон–17».

Однако на этом дело не кончилось.

– Здравствуйте, товарищи, – услышали мы характерный голос Леонида Ильича Брежнева. – Как вы там?

Быковский посмотрел на меня и, зная мои отношения с генеральным секретарём, показал глазами – говори, мол.

– Здравствуйте, Леонид Ильич, – поздоровался я. – У нас всё нормально. Готовы выполнить любой приказ Родины.

– Ну уж и любой, – хмыкнул Брежнев. – Знаю я вас, шельмецов. Ладно, шучу. Никакого приказа не будет. А вот убедительная просьба – да. Причём не только моя. Генри, скажи.

– Привет, парни, – услышали мы знакомый голос Киссинджера, госсекретаря и советника президента США. – Это Генри Киссинджер. Мой босс передаёт вам горячий привет и сожаления, что сам в Москву прилететь не смог. Но смог прилететь я. Так что наша с Леонидом просьба к вам – совместная. Можно сказать что это просьба высшего руководства Советского Союза и Соединённых Штатов Америки.

Я посмотрел на Юджина.

– Мы слушаем, мистер Киссинджер, – сказал тот.

– Это ты, Юджин?

– Я.

– Зови меня Генри, сынок.

– Хорошо, Генри. Мы слушаем тебя и товарища Брежнева.

– Леонид, говори ты, ты здесь хозяин.

– Хорошо, Генри, спасибо, – послышался снова голос Леонида Ильича. – Значит так, ребята. Мы тут долго советовались и решили, что не будем вас убеждать в том, что ваша миссия – исключительная и крайне важная не только для стран, которые вы представляете, но и для всей Земли. Больше скажу. Возможно, впервые в истории человечества она важнее для всей Земли, нежели отдельно для СССР или США. Поэтому такая просьба – помните, кто вы. Вы – представители человечества. Особо там не откровенничайте. Больше слушайте и смотрите, меньше говорите. Просто на всякий случай. Особо это касается тебя, Серёжа. Ты, конечно, парень ответственный, но молодой и… – он замялся.

– Гарадец? – спросил я.

– Да, – подтвердил Брежнев. – Я не предлагаю тебе выбирать между Землёй и Гарадом, пойми правильно. Повторю. Я только предлагаю тебе и всем вам быть предельно осторожными. Не расслабляйтесь. На Земле расслабитесь. А гарадцев мы всегда ждём здесь. Большую делегацию. Пусть прилетают, примем со всей душой, всё покажем и расскажем. Правда, Генри?

– Правда, Леонид, – сказал Киссинджер.

– Извините, может быть, излишне сумбурно получилось… В общем, главное, возвращайтесь.

– Мы всё поняли, Леонид Ильич, – сказал Быковский. – Не волнуйтесь. Будем предельно осторожны и обязательно вернёмся.

– Ну что, «Ястребы», – сказала Земля на прощанье. – Как говорится, с богом. Следующий сеанс по графику у нас в двенадцать часов. Не пропустите.

– У нас ДЖЕДО есть, – сказал Быковский. – Если что, напомнит. И не только об этом.

– Завидуем, – сказала Земля. – До связи.

– До связи.

Мы заняли свои места в рубке. Те же, что и с самого начала. Я внизу в кресле инженера-пилота, Быковский на самом верху – на месте командира корабля, Сернан ниже, на месте старпома.