– Мне пас. Повыше.

То кивнул – понял, мол.

Нодия сделал красивую планирующую подачу. Кубинцы приняли, разыграли, и один из охранников попытался перебросить мяч через наш блок. Ему это удалось, однако мяч на месте разыгрывающего принял Сергеев, отдал Борису и тот набросил его мне, как и договаривались – красиво, мягко и высоко.

На этот раз я взлетел на метр, не меньше – почти на свой максимум, если не использовать орно.

Маленький и лёгкий, по сравнению с футбольным, волейбольный мяч медленно крутился в воздухе, освещённый лучами заходящего кубинского солнца.

Двое высоких охранников прыгнули, выставляя блок.

Хрен вам, ребята. Я выше.

– Х-ха! – выдохнул я, нанося удар.

У нас в Кушке это называлось «поставить кол». Да и не только в Кушке. Думаю, это по всей стране так называлось, хоть я и не волейболист.

К чести, стоящего на распасе Фиделя, он среагировал и попытался принять в падении страшный удар, чтобы спасти команду. У него даже почти вышло. Мяч попал в вытянутую руку команданте и резко ушёл в сторону за пределы площадки.

Судья свистнул и скрестил руки перед грудью. Конец матча. Мы победили со счётом 15:14.

– А ты нахал, – сказал Фидель, пожимая мне руку после матча. – Даже наглец. Вот скажи, ты не мог сделать вид, что мы сильнее? Тем более, что мы и в самом деле были сильнее, – он улыбался, но глаза его оставались холодными.

Ясно, подумал я, а ведь меня предупреждали.

Солнце, склонившись к западу, послало сноп света между стволов деревьев с западной стороны. Длинный вечерние тени протянулись на восток, мягко залегли в складках на гряде голых невысоких холмов метрах в шестистах от нас. На пологой вершине одного из них, что-то ярко блеснуло, – так бывает, когда солнечный луч отражается от стекла.

Откуда там стекло?

В следующую секунду я сильно толкнул команданте вперёд, дал подножку и упал сверху, прикрывая.

Вдалеке едва слышно треснул выстрел.

Пуля прошла над нами, ударилась в металлическую стойку для сетки и с визгом ушла куда-то в сторону.

– Ложись! – упал на нас с Фиделем Борис, прикрывая обоих своим большим сильным и очень потным телом.

Чёрт, подумал я, не лучшие объятья жарким кубинским вечером, прямо скажем.

– Он там, в холмах! – сообщил громко. – На востоке!

– Atrápenlo![11] – крикнул Фидель.

Топот ног, рыкнули, заводясь, двигатели; три джипа, набитые солдатами, стоявшими до этого в оцеплении вокруг волейбольной площадки, сорвались с места и понеслись к холмам.

Я огляделся. Неподалёку высилось трёхэтажное каменное здание казармы.

– Туда! Здесь мы, как на ладони.

Под прикрытием охраны Фиделя и Антона, которые в спортивных трусах и майках с пистолетами в руках смотрелись довольно забавно, мы перебежали за казарму.

– Давайте внутрь, команданте! – сказал один из охранников, нервно оглядываясь по сторонам.

– Ерунда, – заявил Фидель, усаживаясь на деревянную лавочку, которая стояла рядом со входом. – Всё кончилось, можешь мне поверить. Будь выживание после покушения олимпийским видом спорта, то я давно стал бы чемпионом, – он посмотрел на меня и похлопал рядом с собой. – Садись, Серёжа. Ты только что спас мне жизнь!

Я сел.

– Как ты понял? – спросил Фидель.

– Солнце блеснуло на оптическом прицеле, – объяснил я. – То есть, я не знал, что это оптический прицел. Догадался.

– Разве ты служил в армии?

– Я сын военного. Всю жизнь по гарнизонам. Всякого насмотрелся, и боевое оружие держал в руках.

– Что ж, спасибо тебе. Признаюсь честно, я разозлился, когда вы выиграли. Не люблю проигрывать. Но теперь… Спасибо ещё раз, – он обнял меня за плечи, на секунду крепко прижал к себе. – Считай, я твой должник. И, разумеется, завтра берите гравилёт, если вам надо. Никаких возражений.