– Кто?

– Кофманы. Муж и жена. Иосиф Давидович и Эсфирь Соломоновна. Там же, на Металлургов живут, в Алмалыке. Адрес я скажу. Телефона нет.

– Евреи, – утвердительно произнёс генерал-лейтенант. – Куда ж без них… Это с помощью Кофмана золото достали, я правильно понимаю?

– Так точно, – сказал Петров.

– Без Кофманов вообще бы ничего не вышло, – сказал я. – Вопрос был не только в золоте, а в его техническом использовании. Иосиф Давидович проделал сложнейшую ювелирную работу. Не знаю, кто бы сумел сделать так же.

– Ага, так он ювелир?

– И ветеран войны. Танкист. На окраине Будапешта его танк подбили, а мой дед его спас. Дядю Юзика, не танк. Танк сгорел. Экипаж погиб, один дядя Юзик выжил.

– Я понял, – кивнул Бесчастнов. – В Будапеште, значит. Надо же, как мир тесно устроен. Сколько живу, столько удивляюсь. У нас с Юрием Владимировичем, – он покосился на портрет Андропова, – тоже в Будапеште было дело в пятьдесят шестом… – по его лицу пробежала и пропала короткая тень воспоминания, – Ладно, и Кофманов привезём. Что-нибудь ещё?

Прошло время, и я узнал, что Ювелиром звали иногда председателя КГБ СССР Юрия Владимировича Андропова коллеги, поскольку его дед по матери был евреем, родом из Финляндии, и до революции владел на Москве магазином, торговавшем ювелирными изделиями. Совсем недалеко от нынешнего здания Комитета госбезопасности на Лубянке, к слову.

Но это было позже. А пока я просто догадался, что товарищ генерал-лейтенант Бесчастнов Алексей Дмитриевич не только умён, но и вполне доверяет совей интуиции и «знакам свыше», если можно так назвать мелкие случайности и совпадения, которые большинству кажутся таковыми, но на самом деле ими не являются. Или не всегда являются.

– Это всё, – сказал я. – Пока.

– Отрадно слышать. Ответь мне на один вопрос, Серёжа.

– Только на один?

– Пока на один.

– Давайте, – сказал я. – Хотя лучше бы после бутербродов. Жрать охота – сил нет.

Генерал-лейтенант весело рассмеялся.

– Знакомо! Сам по молодости вечно голодный был. Тебе тринадцать?

– Ага. С половиной.

– Я в твои годы в пекарне работал. Отсюда и кличка – Пекарь, они думают, я не знаю, – он кивнул на Петрова и Боширова, которые одновременно состроили искренне непонимающие лица. – Только это и спасало. Бывало, зимой стянешь пару свежих бубликов с лотка… Горячих! Пахучих! На улице мороз, в подсобку нырнёшь, в уголке присядешь, слопаешь этот бублик в четыре укуса, да так, чтобы ни крошки не упало, второй – за пазуху, и снова жить можно… да.

Открылась дверь, и Татьяна Владимировна внесла большой поднос, на котором стояли чашки с чаем блюдо с толстыми бутербродами и сахарница.

Какое-то время все с аппетитом уплетали бутерброды, запивая их вкуснейшим горячим сладким чаем (за один только чай можно полюбить Землю, нет у нас, на Гараде такого напитка даже близко).

– Я умер, товарищ генерал-лейтенант, – сообщил я после второго бутерброда.

– Что? – от неожиданности Бесчастнов чуть не поперхнулся.

– Семнадцатого февраля сего года я умер, – повторил я. – Клиническая смерть. Меня сбила машина. Случилось это в городе Кушка – самой южной точке Советского Союза. Врачи отчаянно боролись за мою молодую жизнь, и всё-таки победили. Хотя я думаю, что здесь не обошлось без какого-то редчайшего стечения обстоятельств, которые иначе можно назвать чудом. Во всяком случае, мои врачи считают, что произошло медицинское чудо. Я умер, но воскрес.

– Какие именно врачи?

– Например, начальник кушкинского госпиталя, подполковник медицинской службы Алиев Ильдар Хамзатович.

Бесчастнов кивнул.

– Дальше.

– Дальше начались и вовсе непонятные вещи. Я быстро встал на ноги, всё зажило быстрее, чем на собаке. Более того, после выздоровления, точнее, ещё в процессе, я почувствовал, что во мне проснулись новые способности. Скажем так… не совсем обычные.