– Не скоро, – буркнул Давид, даже не взглянув в её сторону, но она не сдавалась.

– Значит, завтра пар нет. Ну понятно: суббота, кому хочется работать… А я вот буду, к сожалению. Вы теперь в понедельник появитесь?

– Я же сказал, что не скоро. У меня дела, – Давид добавил в свой голос металлические нотки.

– Так когда? – девица упорствовала.

И Давид от злости выпалил, что, может, через год, а может, и через два.

Та ойкнула, зажала рот ладонью, совершенно не ожидая такого ответа, а мужчина, воспользовавшись её замешательством, быстро поспешил прочь.

Он ляпнул это от балды, в надежде отделаться от надоедливой особы, и ещё не знал, что говорит правду. Во всяком случае в ближайшие двенадцать месяцев дорога в университет будет ему заказана.

Егор открыл глаза. Сон пропал так же резко, как и совсем недавно пришёл. Опять снилась она…

Эта странная девушка, совсем не соответствующая его вкусам – он, как и большинство мужчин, предпочитал стройных блондинок, а эта – чернявая, да ещё и в теле – стала приходить к нему в сны несколько месяцев назад. Сначала это было ненавязчиво, и он запросто отмахивался от сна, как от назойливой мухи. Но со временем гостья настолько прочно обосновалась в его ночных видениях, что ему пришлось придумать ей имя. Назвал Лианой. Почему именно так, он и сам не знал, просто с таким соотношением гласных и согласных она казалась ему более привлекательной.

Лунный диск висел аккурат открытого окна, и мягкий голубой свет проникал в комнату, услужливо освящая предметы.

Парень приподнялся на локте и ритмично покачал головой, сбрасывая остатки сна.

Рядом раскинулось тонкое тело с жёлтыми, как высохшая на солнце солома, волосами. Девушка крепко спала, и во сне её губы то слегка надувались – словно в поцелуе – то распрямлялись, издавая при этом тихий свист.

Егор откинул простыню, спустил босые ноги на пол и встал. Он был полностью обнажён. Не стараясь делать всё тихо, он, наоборот, как можно громче шлёпал по ламинату, но барышня не реагировала.

Его небольшая квартира-студия сейчас выглядела как свалка. Тут и там валялись пустые бутылки, одежда, носки, нижнее бельё. Тут же на полу стояли стаканы с недопитыми напитками и пепельницы, полные окурков. В углу одиноко примостилась гитара, почему-то перевёрнутая верх ногами. В прошлой жизни он, кажется, любил перебирать струны и петь песни. Но сейчас брал инструмент в руки, только когда был под градусом.

Егор подошёл к раковине и наполнил единственный, оставшийся чистым бокал, водой. Залпом выпил её, подкурил сигарету и направился к окну…

Город спал.

Звенящая тишина повисла в ночном воздухе, оберегая его хрустальный мир от любого посягательства.

Почему хрустальный?

Да просто ещё сопливым юнцом, когда ему сообщили, что отца сбила насмерть машина, он решил, что реальность слишком хрупкая и капризная, чтобы полностью ей довериться. А ополоумевшая от горя мать, медленно но верно сгнивающая в месиве безумия, только подтверждала его вывод.

Егор рос, как придорожная трава, в силу скверного характера подолгу нигде не задерживаясь – ни у родственников, ни в детдомах.

Он очень дорожил свободой. Она в его представление была слишком дорогим подарком, чтобы так её легко разбазаривать.

Егор обожал ночь. День был для него мукой, и он старался относить к нему философски: ведь зачем-то же светлое время суток было необходимо… Хотя, выбирая профессию, он руководствовался как раз тем, что не будет привязан к графику «с 9 до 18», и с особым удовольствием отправлялся в ночные поездки.

Он служил машинистом на РЖД…

Егор перевалился через подоконник и стал рассматривать пустую улицу. Вдоль проезжей части выстроились – как стражники на посту – светофоры, которые беспрестанно подмигивали жёлтым глазом. Нервный тик у них что ли? Им вторили неоновые вывески магазинов.