Проходящие мимо прохожие крутили головами, стараясь понять, откуда валит удушающий вонючий дым, из-за чего провоняла почти вся небольшая улиц.

Горели газеты долго. После пожарища, Никола вернулся в коттедж.

Дед спал на веранде.

Бабушка в кресле, свесив ноги на подлокотник, дремала в большой комнате.

А через мгновение спал уже и Никола.


Улица, на которой живет Никола с родными, с односторонним движением. Дорога широченная, уходящая далеко в гору. Зелени тут, деревьев – тьма. Иногда выйдешь на середину дороги, оглянешься – в одну сторону, в другую – одни липы видны вдоль дороги. Ни оного дома не виднеется. Словно ты не в городе, а на каком-то тракте в лесу.

Коттеджей на улице ровно тринадцать. Семь с одной стороны, да шесть с другой. Это половина улицы. А дальше построены обычные дома, по три этажа. Никаких там тебе огородов, гаражей с сараями или курятников, как вот у деда. Там только детские площадки, да асфальт. Никола как-то раз порывался поиграть на тех площадках, да все не везло. Пытался с горки скатиться – колени разодрал. Построил в песочнице замок, прибежала какая-то собака и с разбегу прыгнула. Песок весь в Николу полетел, что пришлось мыться потом. Начал парень играть в детском городке, пришли старшие ребята, да выгнали его. Еще и под зад коленом дали.

На первых этажах этих домов есть так называемый обменный фонд. В те квартиры селят людей, когда в их домах ремонты капитальные идут. А так как ремонтируют бывает года по два, живут люди там долго. И люди разные попадаются.

Один раз катался Никола на велосипеде рядом с таким обменным фондом, да слышит крик:

– Таня! Дави гада! – мужской голос.

Поди с клопами или тараканами воюют.

– Чего орешь, скотина жирная! – это уже женский голос. Визгливый, аж в ушах звенит. – Бей этого кровососа!

– Ты хоть сама что-нибудь делай!

– Заткнись! – еще громче крик. – Заткнись, гад! Глазки свои поросячьи на меня выкатил и смотрит!

Никола даже остановился от удивления.

Затем шум, удар сковородой, из подъезда выбежала растрепанная баба в халате и тапочках.

– Миша?! Убил его!

Баба страшная, как атомный взрыв.

– Да, входи, – опять мужской голос откуда-то из подъезда.

– Мышь лови давай! Я не войду в квартиру, пока эта тварь там бегает по моим кастрюлям!

– А ты убирай за собой, хоть иногда! Припрешься домой и на диван, телик смотреть! А я все мой за тобой!

– Что! А ну заткнись, боров жирный!

В этот момент их подъезда, с трудом протолкнув широкое пузо в узкий дверной проем, выходит Миша.

– Хватит на всю улицу орать! Иди домой!

Хорошо Николе все-таки. Отдельный коттедж. И соседи спокойные. Сидишь в шезлонге, кругом зелени, ягоды, грядки с овощами. И никто тебя не видит и не трогает. Красота!

В каждом коттедже живут разные люди. И у всех разные огороды, как рассказывает бабушка. В начале улицы у коттеджей ничего не растет. Только деревья. В одном дворе беседка стоит. В субботу там всегда шашлыки жарят, что дух плывет по всей улице. В одном коттедже мотоцикл стоит, старый, с коляской. Его один парень все время чинит, бензин доливает, но мотоцикл с места так и не сдвигается.

А у некоторых такой бардак, что смотреть страшно. Где доски навалены, где еще какая-нибудь дребедень. Одни соседи догадались себе прямо под окнами сделать загон для бешеной собаки. Возвели второй забор, поставили будку. Все проволокой оцепили. Собака возьми, да перепрыгни через забор и давай бежать. До сих пор поймать не могут.

У других сплошные гулянки во дворе. Приедут вечером со всего города, врубят музыку на полную мощность:


Забирай меня скорей,

Увози за сто морей,