Молодой мастер принялся за работу со всем усердием, отдавая делу всего себя. Творение выходило на редкость детальным, а инструмент будто слился с рукой: так легко удавалось придавать дереву желаемую форму. В безумном упоении и в предвкушении успеха Даниэль проработал не покладая рук до самого утра. И вот произведение искусства было готово! Фигура получилась настолько реалистичной, что когда мастер закрепил на деревянной голове парик, то охнул. Перед Даниэлем стоял его деревянный двойник!

Но что такое? Стоило вглядеться в лицо своего детища, как творцу стало не по себе. Он посмотрел на инструмент, которым выполнил бо́льшую часть работы. Обычный нож-косяк со скошенным лезвием. Только с какой-то невнятной закорючкой на рукоятке. Даниэль напряженно окинул взглядом свой стол. На краю стояла распахнутая пустая шкатулка, завещанная дедом.

Молодой мастер услышал скрип, а затем почувствовал, как деревянная рука сжала его шею. Нож с грохотом упал на пол. Даниэля охватил ужас: перед собой он увидел немигающие глаза двойника!

В далекие-далекие времена жил среди племени охотников искусный музыкант. Он пришел неведомо откуда и всегда носил тюрбан из канги1 с синими узорами. Днем он не проявлял ни великой доблести, ни удали, ни силы. И казалось, будто среди прочих он самый последний, кого назовут мужчиной. Но вечером юноша прикладывал к губам флейту из тростника, и она говорила сперва своим голосом, потом чужим, а там и на разные голоса. И племя слушало ее, как околдованное, и не только у молоденьких девушек, падких на внешнюю красоту, выступали слезы. Мужчины и женщины видели героев историй, рассказанных флейтой, как наяву. Даже старейшины не стеснялись вытереть глаза. Музыканта могли бы счесть колдуном, но он всегда отказывался от такой чести и говорил, что все дело в флейте. Других умельцев извлекать звуки из стебля тростника в племени не было, и потому юноше верили.

Но однажды на стоянку забрел одинокий путник. Он склонил свою голову в тюрбане из канги с красными узорами, а потом протянул встретившим его мужчинам все свое оружие в знак того, что не станет им пользоваться, и кроме копья и палицы охотники увидели такую же флейту, как у их музыканта.

– Этим я могу вселить радость в ваши сердца, – сказал гость. – Позвольте показать вам свое умение.

И заиграл на флейте так, что мужчины стали потихоньку притопывать и покачивать головой, и вот уже сбежались детишки и стали весело прыгать вокруг, а там и женщины начали свою пляску прямо у хижин. Хозяйки бросили свои горшки с недоваренной едой, девушки смотрели на пришлого музыканта так, как раньше на своего, и так же смущенно отводили взоры, если ему случалось повернуться в их сторону. Все племя отдалось танцу, как еще прошлым вечером отдавалось тихой печали. И вдруг музыка оборвалась.

– Еще! – раздались голоса.

– Сначала дайте мне место у костра и немного еды, – ответил путник. – Иначе я упаду от изнеможения, да и вы тоже.

Весь вечер продолжался пир в честь музыканта, а на ночь его устроили в лучшей хижине. Девушки до утра не спали, вздыхая о нем, и если бы он захотел, ему отдали бы любую без выкупа.

А того юношу, что играл грустные песни, потихоньку выгнали в лес. Потому что кто же захочет поплакать, если можно поплясать? Кроме того, было понятно, что музыканты – не колдуны, и их можно не бояться.

На следующий день гость собрался в дорогу.

– Разве ты не хочешь остаться у нас? – спросило племя.

– Зачем? Вы прогнали Печаль, значит, нет у вас места и Радости, – ответил музыкант. – Пойду догонять брата.