Из-за стены, блеснув белыми перышками на крыльях, вспорхнул самец-зяблик – синевато-серая «шапочка» на головке, розовая грудка. Проследив за ним взглядом, Надоеда снова уронил голову на вытянутые передние лапы.

– Ну правильно, – проговорил он затем. – Ни одного человека, так зачем все остальное? И это небо… Сколько неба! Понятно, почему тут все время дождь идет… Рауф! Эй, Рауф, проснись!

Рауф приоткрыл глаза, его верхняя губа сморщилась, словно он собирался гневно оскалиться.

– Чего тебе?

– Что нам теперь делать?

– Чтоб я сдох, если знаю…

– Они все убрали, Рауф. Дома, дороги, машины, обочины, помойки, канавы… Все подчистую! Вот спроси меня, каким образом они это сумели? Это ж невозможно! И сами они – куда они все подевались? Зачем они тут все сделали, а сами ушли? Куда? Почему?..

– Я же тебе говорил, – буркнул Рауф.

– Что ты мне говорил?

– Я тебе говорил про весь мир. О том, что по другую сторону сетки все то же самое. Нету никакого большого мира. Ты вот жалуешься, что снаружи все изменилось, что белые халаты… в общем, какие-то люди… все переиначили ради того, чтобы еще что-нибудь делать со всякими животными. Животные для этого и предназначены. Для того, чтобы люди с ними что-нибудь вытворяли. А люди, раз уж на то пошло… Люди, наверное, существуют для того, чтобы глумиться над нами…

– Полегче, Рауф! Вот мой хозяин… мой хозяин никогда не глумился ни над какими животными. Когда я жил с ним у себя дома…

– Все равно. Он непременно должен был, потому что иначе он не был бы человеком.

– Скажи лучше, каким образом они утащили прочь улицы и дома? И устроили все это?

– А они все могут устроить. Посмотри хотя бы на солнце! Спорю на что угодно – какой-нибудь человек поднял руку и сделал так, чтобы оно светило. Ну, примерно как человек-пахнущий-табаком в нашем собачнике. Ты бы в это ни за что не поверил, если бы мы сами не видели, как он поднимал руку к стене – и становилось светло!

Надоеда помолчал, дрожа на холодном утреннем ветру. Широкий склон перед ним был весь залит светом, на кустах и траве искрились капли недавно прошедшего дождя. В облаках появлялось все больше просветов, и вот уже в лесу подал голос зеленый дятел – словно человек рассмеялся.

– Надо бы людей отыскать, – поразмыслив, произнес Надоеда.

– Зачем?

– Затем, что собаки должны принадлежать людям. Нам нужны хозяева! Они дают пищу и кров… Вставай, Рауф, пошли! Мы все равно не можем здесь оставаться! Белые халаты будут искать нас.

Он поднялся и затрусил через папоротники, направляясь на северо-запад, вниз по склону холма. Какое-то время казалось, что Рауф, продолжавший лежать в кустах вереска, так и отпустит его странствовать в одиночестве. Но когда Надоеда скрылся из виду за изгибом склона и почти достиг леса, расстилавшегося на расстоянии двести ярдов, большой пес резко вскочил и во весь мах бросился следом, нагнав приятеля уже под сенью деревьев.

– Так ты думаешь, что они все куда-то пропали? – спросил он терьера. – Я к тому, что вдруг их совсем не осталось, ни одного, нигде… Вдруг они вообще…

– Не может такого быть. Они обязательно где-нибудь да найдутся. Смотри, вот тут, на земле, следы сапог! И оставлены день тому назад, не больше. Нет, люди точно где-нибудь есть. Вот чего я никак не пойму – на что им понадобилось так все переделывать? Я такого не ожидал, вот малость и растерялся. Я думал, будут улицы и дома… все как надо…

Они проскользнули сквозь решетку ворот, отделявших пустошь от леса, и теперь бежали по тропинке, что спускалась к дороге, шедшей вдоль озера. Воздух наполняли осенние ароматы. Пахло желудями, мокрым папоротником и свежими грибами, проклюнувшимися после дождя. Рябины так и горели обильными кистями оранжевых ягод. По ветвям тут и там прыгали малиновки. Они чирикали, бросая вызов друг дружке, вслушивались и отвечали, обозначая каждая свою территорию.