- Ну что, - спросил он на улице, - поставим общественность в известность? Или сдадимся им на растерзание уже женатыми?
- Твоя бабушка этого точно не заслужила. Так что… лучше поставим. Прямо сегодня.
Я поехала на занятия, а вечером мы встретились и отправились на экзекуцию. Начали с менее страшного варианта. С бабушки.
- Баб, ты присядь, - посоветовал Стас, когда мы зашли на кухню и остановились в дверях. – Знаешь, мы… в общем, мы с Томой подали заявление. В загс.
Вера Ивановна и правда кулем шлепнулась на стул и ошарашенно переводила взгляд туда-сюда, пока не задержала его на мне. С подозрением.
- Нет, - поспешила я успокоить. – Я не беременна.
- Тогда зачем?
Мы молчали.
- Хорошо, - она справилась с собой на удивление быстро. – Где вы намерены жить? И на какие шиши?
Вопрос был, конечно, интересный. Потому что жить нам действительно было негде и не на что. Стас в своем магазине получал гроши. В другие города группа с мрачным названием «Tyburn Tippet»[1] ездила за свой счет, все заработанные на концертах деньги шли на билеты, гостиницы, не говоря уже о записи демо-роликов и прочих подобных расходах. Иногда уходили и в минус. Мне в клинике отец платил половину ставки медсестры, потому что я еще толком ничего не умела, больше мешала, чем помогала. Да и времени на эту работу могла выкроить совсем немного.
- Понятно, - вздохнула Вера Ивановна. – Допустим, жить вы можете здесь, если уж так приперло. Но обеспечивать себя будьте добры сами. Тамара, твой папа уже знает?
- Сейчас пойдем к нему, - умирая от стыда, пробормотала я.
- Ну… с богом.
Отец орал долго. Высказал все, что думает о безмозглых молокососах, у которых в трусах зудят женилки. Сначала я терпела, глотая злые слезы, потом стала огрызаться. Кончилось все грандиозной ссорой. В результате, собрав вещи, я в тот же вечер перебралась к Стасу.
- Понятно, - увидев меня с сумкой, Вера Ивановна покачала головой. – Ну что с вами делать… Добро пожаловать, Тамара. Теперь это твой дом.
Как ни было мне горько от произошедшего, та ночь все равно стала волшебной. Первая – вдвоем. Хотя и приходилось напоминать себе: бабушка за стеной. Что поделать, мы не могли позволить себе снять квартиру и даже комнату. Того, что зарабатывали, едва хватало на еду. Готовила на всех Вера Ивановна, но мы отдавали ей свою долю. И часть за коммуналку. Оставалось на проезд и на самое необходимое.
Если я о чем-то и жалела, так только о том, что сутки нельзя растянуть вдвое. К учебе и работе добавились домашние хлопоты: я помогала Вере Ивановне, как могла. Иногда даже удавалось выбраться на выступления группы Стаса.
Наверно, лишь в юности, причем на гребне любви, можно жить в таком напряжении всех сил и при этом чувствовать себя необыкновенно счастливой. Я летала, как птица. Правда, иногда засыпала на лету. Но никто не мог этого понять. Или не хотел?
- Эх, девоньки, что ж вы все так торопитесь ярмо надеть? – вздыхала моя гинекологиня Варвара Семеновна, пожилая уютная тетка предпенсионного возраста. – Самое время гулять да жизни радоваться, а вы…
- А почему нельзя радоваться замужем? – искренне недоумевала я. – Ведь меня палкой туда никто не гонит. Я люблю Стаса и хочу быть с ним.
Как-то у нас было всего две пары, и я забежала домой забрать что-то нужное, пока не вернулся отец. Если мы сталкивались в клинике, он сухо здоровался и шел себе дальше. Встречаться с ним дома у меня не было никакого желания. Что касается Тараса, он держал вполне так швейцарский нейтралитет. Не порицал, но и не одобрял. Общались мы с ним в основном на лекциях и практических занятиях.