– Милорд, вы говорите – гости. Гостил ли в тот день в монастыре кто-то ещё?

– Нет. Это мне известно. Леди Рэйчел не с кем было уехать, а слуги, сопровождавшие её в обитель, в тот же день вернулись с каретой в замок. В монастырской конюшне стояли лишь лошади, принадлежащие монастырю, и ни одна из них не пропала.

– Я понял, милорд.

– И вы не находите это дело слишком трудным для себя?

– Нисколько, милорд.

Аббат чуть изогнул губы в гримасе, которую лишь с трудом можно было назвать усмешкой.

– И причиной вашей самоуверенности, конечно, не является страх перед солдатами шерифа?

– Искать людей это, почитайте, моё ремесло, милорд. Что до солдат, так ежели я вашего поручения не выполню, то вы меня и без них отыщите, с вашим-то влиянием.

Герберт снова слегка поморщился. Речь у этого Дэсбелла простонародная, правильный ли тон он избрал, говоря с ним, как с человеком благородного происхождения? Он ещё раз скользнул взглядом по кружевному воротнику и локонам, до изнурительной скачки явно бывшим ухоженными, и решил, что слегка польстить наёмнику, пытающемуся выглядеть дворянином, было не лишним.

– Вижу, вы всё хорошо понимаете, мессир Дэсбелл, поэтому больше к этой теме я не вернусь. Но вот что вам следует учесть. Сейчас об исчезновении леди Рэйчел известно только её семье. Вам нужно отыскать её, не нарушая тайны и не бросая тени на её репутацию. Это вам под силу?

– Да, милорд.

* * *

Прошло два дня. Дэсбелл был представлен посланцем, привезшим аббату какое-то не слишком важное письмо. Рана его, должным образом перевязанная, почти не доставляла хлопот. И солдат шерифа, по наблюдениям вездесущего Джона, в окрестностях монастыря больше заметно не было, видимо, им и впрямь было указано на их ошибку.

Аббат Герберт и Дэсбелл стояли возле окна в аббатских покоях. Его преподобие явно неплохо разбирался в людях, и Дэсбеллу доставило удовольствие поймать тень удивления в направленном на него взгляде. От грубоватого простолюдина, пусть и стремящегося придать своей внешности благородные черты, сейчас не осталось и следа – рядом с аббатом стоял скромный дворянин, обладатель сдержанных манер и довольно гладкой речи. Своей способностью к перевоплощению Дэсбелл очень гордился, иногда с улыбкой вспоминая, сколько раз в детстве бывал бит за то, что очень уж удачно передразнивал всех и вся. А уж сколько раз ему говорили, что им могла бы гордиться любая актёрская труппа, он и сосчитать бы не смог. Однако жизнь бродячего актёра его не прельщала, и свой талант он использовал в совсем ином, гораздо более опасном ремесле.

Глядя вниз, Дэсбелл разглядывал прихожан, с которыми ему, возможно, придётся столкнуться. Часть монастырской церкви была открыта для мирян, и сейчас, по случаю воскресного дня, сюда съезжались те, кто хотел не просто приобщиться к святыням, но и насладиться звуками лучшего в округе органа, чистыми голосами монахов и роскошным убранством этой церкви.

– Сэр Джеймс, барон Сканлон с сыновьями, – промолвил Герберт, не скрывая прохлады в голосе.

В ворота въезжал изысканно одетый мужчина с раздражённо-надменной гримасой на красивом лице, в сопровождении свиты из столь же элегантных дворян, среди которых выделялся юноша, как две капли воды на него похожий. Понятно – младший сын, Бродерик. А молодой дворянин, едущий ближе остальных к барону и выглядящий чересчур погружённым в свои мысли, видимо, старший сын Элфрид. Сам же сэр Джеймс, высокомерно вскинутой головой и чересчур резкими, повелительными жестами, напомнил Дэсбеллу норовистого жеребца, в любой момент готового взвиться на дыбы. Юный Бродерик явно старался копировать отца, но пока, как подумалось Дэсбеллу, старший Сканлон был вне конкуренции. Меланхоличный Элфрид на их фоне казался мраморной статуей печального святого вроде тех, что стояли в нишах на фронтоне церкви.