Не дожидаясь ответа от Миссис Трамель, Миссис Фловерфилд следующим письмом выслала деньги, которых с лихвой хватило не только на билет в вагоне первого класса (женщина настаивала, что Джоанне будет там спокойнее и безопаснее), но и на новую накидку. В этом же письме Миссис Фловерфилд еще раз уточнила размер содержания – оно было более чем приличным – и выразила надежду увидеть Мисс Джоанну в своем доме в следующий понедельник. Женщина попросила в ответном письме уточнить время приезда, чтобы они смогли вовремя снарядить экипаж.

На какие-то мгновения Жоржину сковало странное чувство: горячность миссис Фловерфилд казалась ей чрезмерной. Однако Миссис Трамель поспешила отмахнуться от собственной неопределенной тревоги. В конце концов, она могла напрячь воображение и представить, что чувствует бедная мать троих детей в поместье, окруженном болотами. Ей, скорее всего, хотелось получить не только воспитательницу для троих разновозрастных шалунов, но и приятную собеседницу, с которой можно было попить чаю и поболтать о разной женской ерунде.

Миссис Трамель написала, что Джоанна, снаряженная всем самым необходимым, включая теплое платье и накидку на случай непогоды и сырости, будет отправлена к ним с вечерним поездом, который должен прибыть в место назначения в шесть часов вечера в понедельник.

Джоанна была преисполнена волнений. Хотя приготовления, как и положено, приносили ей радость. Миссис Трамель всячески приободряла девушку и обещала, что не оставит ее – будет лить мед на душу своими уютными рассказами о лондонской жизни и ее обитателях и, если что, сможет снабжать ее советами по разным щекотливым ситуациям.

За такой короткий срок тетя и племянница, конечно, не успели бы пошить девушке гардероб, пригодный для сырых мест, но им удалось прикупить несколько очень удачных платьев пастельных тонов, которые очень шли Джоанне, подчеркивая свежесть ее лица и каштановый блеск густых волос. Владелица швейной мастерской, знакомая Жоржины, пообещала в срок до двух дней подогнать платья по фигуре, а также подобрать самые милые воротнички. Она сдержала обещание. И к пятнице у Джоанны, с чьих щек не сходил румянец как отголосок постоянного трепетного ожидания, уже был собран небольшой крепкий сундучок с вещами, которых ей точно хватит на первое время.

В поезде Джоанна немного поуспокоилась, и ее внутренняя дрожь наконец отпустила ее. Ее больше не тревожила мысль, что она не справится. Она чувствовала поддержку Миссис Трамель – казалось, она где-то здесь рядом. За окном расстилалось тяжелое серое небо, накрывавшее собой верхушки деревьев. Октябрь был холоднее обычного. Но Джоанна не боялась холода и сырости – ее мама никогда ее не кутала, полагая, что детям прохладного Лондона лучше с младых лет закаляться, чтобы организм привык к сюрпризам неожиданно грубого ветра или дерзкого похолодания.

Девушка почувствовала на себе чей-то взгляд и, отвлекшись от пейзажей за окном, посмотрела на человека, который сидел напротив нее. Это был господин лет шестидесяти, а, может, и моложе. У него было нездоровое лицо багрового отлива с крупными порами – такое бывает у мужчин, которые привыкли к каждодневному виски, крепким сигарам и обильной жирной пище. Господин был в цилиндре и с седыми бакенбардами.

Мужчина был одет в костюм из дорогой материи. Из кармана выглядывали золотые часы, пристёгнутые цепочкой к многогранной блестящей антрацитом пуговице жилета. Мужчина разглядывал девушку, не боясь быть пойманным за этим занятием. Джоанна всего на мгновение остановила на нем свой взгляд и снова отвернулась к окну. Все описанные выше детали и явственный интерес незнакомца были пойманы ей в один единственный миг, которого хватило для того, чтобы объять всю картинку целиком. Нескромное разглядывание вызывало в Джоанне брезгливость. В то же время она не позволила себе «застрять» в зрачках его сосредоточенных глаз, и это позволило сохранить внутреннее равновесие, не вспыхнуть румянцем, никак не выдать своих чувств.