Он поставил розу в один из пустых стаканов, налил в него воды из графина и закопошился за столом, готовя маленький фуршет.

– Вот, когда ты говорил, что не узнал бы меня на улице, – продолжил он, – сознайся, ведь врал? Врал же, как есть врал! Знаю, зачем приехал, всё знаю. Ведь к тому делу приложена моя фотка. Так что ты обо мне не мог не знать, да и не узнать не мог, получается.

– Твоя правда. Так и есть. Что можно добавить? Остаётся лишь дивиться оперативности. До вас быстро доходят новости.

– Да не, ты не прав! Совсем и ни чуточки не прав. Ни вот на столько! – Он постарался дотянуться большим пальцем до пухлого мизинца, чтобы показать у того крайнюю фалангу. Не получилось. Он продолжил: – Всё очень просто. У меня здесь и вся местная знать, и чинодралы с белодомовцами – все питаются да водицей обливаются, здоровье поправляют, а то и номерком воспользуются… сам понимаешь. Так что, ты напрасно. Им же доложили, ты же знаешь, о том, что ты приедешь. Ну и проболтались они.

– Ясно, – буркнул я, натягивая рубашку.

Мне претило, что он тайком проник в комнату, в которой я считал себя хозяином. Тем самым он указал на то, что я сильно заблуждаюсь, что в «Ключах» он – Царь, это его владения. Я – не его гость, я – его вассал.

«Что же это?.. Он со мной может сделать всё, что захочет, так, что ли? Это намёк?.. Ну, это вы, братцы, бросьте! Не посмеете вы переть на меня вот так вот в наглую да ещё сразу, с размаху-то, с разбегу».

К тому же раздражало меня и то, что он сидел в комнате, а может, не только сидел, в то время, когда я спал: беспомощен я был тогда, и вообще – в положении зародыша, в интимной позе, с подобранными к животу ногами, прячась в личном мирке сновидений.

Теперь же я не был одет должным образом. И поднимался с постели прямо перед ним, вальяжно сидевшим. Перед посторонним, по сути, человеком. Он застал меня без какой-либо принятой позы, надетой маски, в том положении, к которому допускаются только близкие, ну, может быть, добрые друзья. Я же – следователь. И ни какой-нибудь, а следователь прокуратуры, чёрт меня дери! Никто не смеет без разрешения влезать ко мне в постель! А если – с разрешением, то либо с моим, либо с соответствующим судебным постановлением. А так – никто и никогда! Не для того я делал имя, выслуживаясь и работая день за днём как проклятый, роясь в кучах грязного белья, да к тому же на самых дальних и паршивых свалках!

«Я, что же, должен вставать со сна и приводить себя в порядок перед этим посторонним грузным господином? На его глазах?»

Не хотел я этого. Не желал. Не так я всё планировал. Я должен был прийти к нему в кабинет, а он обязан был бы приветствовать меня и пригласить присаживаться по правилам, что приняты в цивилизованном обществе.

Меня бесила сложившаяся ситуация.

Я прочувствовал себя беспомощным мальчиком, угодившим во власть могучего дядьки, – которым я сам был вот уже не один и не два года! С какой же стати, спрашивал я себя, этот варёный помидор, раскрашенный по самое небалуй, взялся вести партию? На каких основаниях?

Я действительно был возмущён. Я негодовал! Я приехал не для того, чтобы играть в подобные игры. Такое я сам проворачивал каждый день по долгу службы. Но это в той жизни, мною, как я полагал, покинутой на десять дней. Когда этот срок пройдёт, я снова примусь за прежнее, и тогда снова не будет своих и чужих, потому что там, в той, оставленной мною жизни, все – волки. Там можно в один миг, как угодить в чью-то пасть, так и взлететь под облака – наслаждаться свободным полётом, всё видеть, над всем парить и выбирать добычу!